Маслов, В. С. Собрание сочинений. В 4 т. Т. 1 / Виталий Маслов ; [сост. В. У. Маслова ; ред. Н. Г. Емельянова]. - Мурманск : Дроздов-на-Мурмане, 2016. - 527 с. : ил., портр.

446 447 Виталий Маслов Решающая единица И в тот же миг, едва опалив царицу, костер как бы перестал быть костром. Что-то случилось с ним. Языки пламени пали вдруг на землю, распластавшись по всей поляне, следы Алфеевы заметая, потом закружились стремительно вокруг того места, куда ступила Алфея, и вот уже все пламя – закружилось завертелось волчком, шаром живым становясь, то вытягиваясь вверх, то снова чуть не до зем- ли сплющиваясь, пока между ним и землей не образовался вдруг просвет синий, дрожащий напряженно, и наконец тихое гуденье раздалось на поляне, – это воз- дух из-под елья ринулся потоками из темени лесной в то место на поляне, отку- да только что оторвалось, взмылось стремительно вверх шарообразное пламя… И ничего не осталось на земле на месте костра, ни единого уголька, только ко- рявые руки кореньев обгорелых тянулись, подрагивая, вслед улетающему огню. И вот уж непроглядная ночь заполонила поляну и до самого утра ветер печали и гнева заламывал в темноте еловые древние лапы. И второй раз – может быть, за все время существования мира нашего – страш- ное «Охо-хо-хо-хо-о-о-о!» пронеслось над землей. И незнакомая странная комета до утра носилась над осиротевшей страной, и не было человека, который бы не увидел её в ту новогоднюю ночь и не задумался бы тревожно, на нее глядя. Кроме Нетея Мелеагра. Глаза его, обращенные к небу, уже помутнели и осте- кленели. А наушники и ябедники, которых и тогда не становилось и теперь не ста- новится меньше, и которых, конечно же, не коснулась в ту ночь трепетная дума о будущем,  – доносчики, наушники и ябеды, которые уже три месяца, пустив нос по ветру, косились небескорыстно не на Алфею, а на преемника ее, эти наперстни- ки Нетьевы, отродье его духовное, обличить которых хотя и трудно, но можно, – по пустыне душевной и по тому, что сколь бы ни были они сыты, всегда стремятся вырвать кусок изо рта ближнего своего, – наушники, доносчики и ябеды, конечно же, подглядывали из-под елья за каждым движением бедной Алфеи. Эти выродки, не успев опомниться, перевирая и путаясь, все-таки рассказали в столице на этот раз почти что правду: и о последнем земном великом шаге великой страстотерпи- цы и о чудесном её вознесении. И до сих пор в той стране в ночь под Новый год выходят люди в поле, на мо- розные безлесные мерцающие росстани, и обращают взоры свои к небу. Говорят, что иногда среди сполохов и столбов, именуемых теперь северным сиянием, вспы- хивает в новогодний час красный, как бы набрякший кровью шар, ни на сполохи ни на столбы не похожий, и, пульсируя медленно, сжимаясь и расширяясь, вдруг разлетается по небу во все стороны земного окаема кроваво-красными языками огненными. Верят люди в той стране, что у человека при этом не может не со- дрогнуться сердце, и не может после этого человек, вышедший на ростани, не ото- зваться на сердечную боль и доброту другого человека. А что ещё нужно, считают в той стране, нам, смертным, для счастья, кроме доброты взаимной и соучастья душевного? Выйдем же и мы в этот час под родимое звездное небо. И замрем, чувствуя, как полнится чем-то таинственным и значимым душа наша, сливаясь сладко и трево- жно с неохватной пугающей бездонностью. И почувствуем вдруг, что – нет же, нет! – не безжизненным светом мечутся сполохи над нами, а чей-то ум мятежный и стреми- тельный бьется напряженно в поисках ответов на свои неуемные думы. И не отведи взгляд испуганно, – всмотрись, всмотрись! И когда душа твоя откроется, изнемогая, навстречу тому, что мечется, изнемогая, там, – жди чуда! Жди!.. И шепни, замирая: «С Новым годом…» И подумай, – а не отраженье ли это болей и мыслей ближнего твоего там мечется, – вот того, что стоит, запрокинув голову, рядом с тобой?.. Внемли! Дабы не наполнилась собственная душа твоя холодом, а глаза – пустотой. Тихо, запутавшись в паутине проводов, покачивается Большая Медведица… И думай об Алфее и о детях своих… О детях… С Новым годом… Решающая единица Он сидел и думал. Надо было писать сочинение на тему «Один день кани- кул». Про который день писать? Ведь их было много и каждый такой интересный, каждый дал что-нибудь новое. Про что же писать? Он сидел и думал. Перед глазами проходил один день за другим. …Море. Шторм. Волны то и дело заглядывают в лодку. Взрослые гребут безмолвно, упрямо. Двое ребятишек съежились, уцепившись за банку. Один из них – Генька. Страшно. У взрослых лица потемневшие, очертания лиц резкие, угловатые, губы сжаты. Гребут. Гребут до изнеможения. Только в этом спасение. Иначе – гибель, гибель от руки разбушевавшейся стихии… Гребут… В разгаре сенокос. Непривычно жарко. А ну, веселей! – подбадривает бригадир. – Погоняй! И ребята весело, со смехом берут в галоп: кто больше подвезет копен к стогам, кто быстрее? Гок! Гок! А пахнет так хорошо!.. Генька очнулся. Он почувствовал запах сена – душистого, речного…Ему ста- ло скучно. Вспомнил мать, которая осталась там, дома, вспомнил брата Славку, как ходили с ним на рыбалку, вспомнил крутик обрыва моря, болото… Так бы и поехал сейчас домой. Что ни сказала бы мама – никогда бы не отка- зался. Никогда! Вспомнилось вечно озабоченное лицо матери. Дружок Колька… Что-то он сейчас делает. Вероятно, ездит на конях и даже не вспомнит его, Геньку. Тяжелый вздох вырвался из груди. Теперь ему целый год не бывать дома. Дом далеко. Генька – пятиклассник. – Что же писать? – Вот ваше сочинение, Юра! – обратилась учительница к следующему учени- ку. – Написано хорошо, но есть ошибки. Четыре! – А Боря пишет так, – она взяла следующую тетрадь: – «Мы однажды пое- хали ловить рыбу. Поехали. Наловили рыбы. Лодка обсохла на берегу. Мы лодку спихнули и поехали домой. Я устал». Ребята засмеялись. Не смеялся лишь Генька. Что-то скажет учительница? Ведь у неё осталось только его сочинение. Он писал о весне, о признаках её в при- роде, о первых почках на низких деревьях лесотундры, об особом воздухе, о том,