Маслов, В. С. Собрание сочинений. В 4 т. Т. 1 / Виталий Маслов ; [сост. В. У. Маслова ; ред. Н. Г. Емельянова]. - Мурманск : Дроздов-на-Мурмане, 2016. - 527 с. : ил., портр.

438 439 Виталий Маслов Заиндевелые бока на десять, жестяной банке лужёной, не то из-под сгущенного молока, не то из-под сухого лука… Команда, рядовые ребята, были на судне все архангельские. В Архан- гельске, а тем более в северных районах, никогда прежде самогон не гнали, а вот теперь, насидевшись на сухом законе, решили ребятки попробовать… И вот, едва Феля-труженица ушла, явилась на камбуз инициативная группа, в том числе и ваш покорный слуга, залили в банку то, что кто-то называл брагой, надели сверху крышку со штуцером, – так что крышка налезла на тушу баночную на всю свою немалую длину, после этого обвязали по шву изолентой, скрутили банку с крышкой для надёжности проволокой, и – включай Коля!.. Коля Попенков у плиты – хозяин положения, его заведование. И вот тихое гудение сразу в двух местах сквозь плиту, сразу две форсунки затеплились. – Ну что, с богом? Водрузили банку, перевязанную и скрученную на плиту над форсункой, протянули трубку от банки до портомойки, блестевшей никелем, налили в пор- томойку, в которой обычно посуду моют, воды холодной, в воду – змеевик, кон- чик змеевика – к обычной бутылке полулитровой… Никто не видал, как делается, а вот – сообразили, благо земля слухами и знаниями полнится… Вытерли пот со лба, сели ждем. Один Юра у банки на страже… – Ну, как, Юра? – из столовой спрашиваем. – Ничего, даже не капает.  – Подождём… Однако – ну ни капельки из змеевика, клювик над бутылкой – сух и даже не парит, не только что капает… – Прибавь, Коля, газу! Прибавил коля. Опять ждём-пождём. Опять тот же результат. – Прибавь, Коля, газу! Ждём. И вот, вскоре: – Мужики, наконец-то! Влетаем на камбуз, становимся на палубу коленями, носами к бутылке… Одна капля, другая… Не успела третья капля упасть – вдруг выплюнулась, чуть ли нам не в лицо, кроха мокрая хлебная… каких много было в браге, в бан- ку залитой. – Что-то, ребята, не то! Первачок, если верить, должен пойти из… И тут – как рванёт! Вскочили ошарашено. Коля, по лицу гущу размазывая, форсунки кинулся выключать. Крышка от банки вместе со штуцерами – в одной стороне, сама банка – в другой, а на камбузе, что делается! Ну, всё, до каждого сан- тиметрика, было залеплено тонким слоем липкой, сладкой гущи-браги… – Выкидывай всё, Юра, к чёртовой матери! Срочно, ребята, вытирать, иначе, завтра от Фели… Свету не увидим. Притащили мешок ветоши, вытерли, сперва, собственные рожи склизкие, за переборку принялись… И вскоре – на берег! Операция самогон не удалась на первый раз… А назавтра… – Что же это делается? – в отчаянии, со слезами в голосе воскликнула Феля и всё более, кипя негодованием, кинулась по трапу наверх к капитану. А у нас, конечно, – ушки на макушке, – что-то будет? – Что это делается, Игорь Степано- вич?! Я только вымыла… Скажите этим маслопупым, чтобы не кипятили больше солярку на камбузе!.. Легко мы отделались! И больше никогда не за своё дело не брались. Един- ственное жаль – какие прекрасные штуцера выточены, таким бы штуцерам – на выставку по высшему классу точности, а мы их выбросили!.. Заиндевелые бока Наше судно – нечастый гость в тропиках, поэтому мы, мало привыкшие к жаре, не перестаем мечтать о прохладе, а тем более ночью. В начале третьего часа я сдаю вахту и в кромешной тьме, вытянув вперед руки, спускаюсь с мостика на шлюпочную, а оттуда – на главную палубу, где сре- ди дощатых настилов и стоек натянут плавательный бассейн. Обнаруживаю, что бассейн пуст. Долго шарю по его брезентовому дну, но пробку так и не нахожу. Затыкаю сливное отверстие майкой, откручиваю до предела клапан наполнения и, от нечего делать, иду по палубе. Небо ещё не очистилось после прошумевшей грозы. Последние отсветы да- леких зарниц изредка пробегают над горизонтом бледными тенями. В эти мгно- вения из темноты выступают нечеткие очертания окружающих предметов. Вот кто-то выносит из-под навеса матрац, расстилает на самом продуваемом месте – на краю вертолетной площадки, и сидит, обратив лицо туда, куда мы сейчас спе- шим, к северу: тучи с минуты на минуту начнут рассеиваться, и еще несколько звезд родного неба подвинутся сегодня над горизонтом… Вот вахтенный штурман выходит на крыло мостика, наклоняется зачем-то за борт, и зеленый свет невиди- мого ходового фонаря выхватывает из темноты его лицо. Приближаюсь к трапу, ведущему на шлюпочную палубу, и различаю сидя- щего на трюме человека. Узнаю в нем коллегу – Владимира Ивановича. Подпе- рев подбородок ладонью, он смотрит в забортную темень. В полночь я видел его на мостике, в четыре утра ему на вахту, и я спрашиваю: – Что не спишь? Не отвечает. У меня тоже нет большого желания говорить: посвежевшая по- сле грозы ночь, слабое мигание первой проклюнувшейся звезды, тихий шелест океана за бортом, мерное гудение судовых дизелей – все дышит покоем, умиро- творением и не располагает к разговорам. Ухожу к бассейну. Но вода в нем едва поднялась до половины. Снова иду по палубе, снова к Владимиру Ивановичу. Мы с ним не друзья, но в иностранных портах выходим в город обычно в одной группе, иногда меж- ду вахтами вместе варим кофе, а иногда, закрывшись с компанией в каюте, вместе играем в неразрешенный на судне преферанс. Владимиру Ивановичу тридцать пять лет. Он смугл, невысок, с мягким овалом лица. Лишь губы четко очерчены и даже в улыбке твердо сомкнуты: будто держит он в губах маленькую витаминку, какими пичкают нас и в Арктике, и в Антаркти- ке – выплюнуть неприлично и глотать неохота. Он часто хмур и почти всегда резок Нравилось, бывало, глядеть, как, упершись боком в планшир и подпирая спиной ветер, руководит он разгрузкой – ухманит. Голова под капюшоном вверх,