Маслов, В. С. Собрание сочинений. В 4 т. Т. 1 / Виталий Маслов ; [сост. В. У. Маслова ; ред. Н. Г. Емельянова]. - Мурманск : Дроздов-на-Мурмане, 2016. - 527 с. : ил., портр.

426 427 Виталий Маслов Зачем ему журавль? Вот это была охота для птахи! Схватит таракашку, взлетит и снова пикирует! А Татьяна в восторге – только «ой» да «ах»! Штурман вахтенный на крыло мостика вышел, увидел наши довольные рожи: – Эй, Маркони-сперри! Что там у вас?! – Это не расскажешь! Это увидеть надо! – ответила за меня Татьяна. Штурман с мостика спуститься не мог, на вахте, не положено на ходу, зато радист вахтенный сразу же утром из рубки – трое нас вокруг птахи стало. И с того дня стала моя каюта самой, можно сказать, главной на судне, а ма- ленький мой пассажир – чуть ли не главной фигурой. К одиннадцаи часам на дру- гой день, когда Татьяна корм принесла, чуть ли не вся команда между моей каю- той и шлюпкой собралась. Татьяна коробку на палубу положила, открыла, а в это время американский самолёт появился и, как всегда – лавай нас на уровне мо- стика облётывать, лётчик в круглый иллюминатор зубы скалит, а с нашего – ноль внимания и на самолёт, и на американца. Американцы аж глазам не поверили – что случилось? Они так поражены были, что лишний раз вокруг нас пролетели и под конец чуть ли не между мачтами нашими проскочили… За приют птаха отплатила мне по-своему: ни на чью руку, ни на чью голову не садилась, только на меня, и влетала, и вылетала только в мой иллюминатор… … До Петропавловска Камчатского оставалось сутки ходу. И вот в самые по- следние сутки случилась беда. Но перед этим я расскажу о нашей молоденькой, идущей в первый рейс – фельдшере – нашей милой Таисье Романовне. И мила она была, и в меру для док- тора стеснительна. Её каюты – на нижней палубе, рядом с входом в машину. Не про- шло и двух недель после выхода в рейс, как уборщица Татьяна заявила старпому: – Не буду я убирать фельдшерскую каюту! Все эти маслопупые не в машине сидят, а на пороге у фельдшерицы! Весь порог соляркой пропитался, отмыть не- возможно. – А как сидят? – очень серьёзно поинтересовался старпом. – Ноги в каюте или в коридоре? – Вы всё смеётесь! А я – не могу! Отмыть. Мало что в коридор ногами, а бы- вает и в каюту! Таисья Романовна спорить не стала: – Самой убирать даже удобнее. А то стыдно, что у меня в каюте кто-то убира- ет. Я ж – женщина. Ответила так и смутилась. Скоро после того, как уборкой стала заниматься сама Таисья Романовна, уви- дел старпом в каюте её (впервые увидел) сочные солярные следы – вплоть до док- торского стола. Сказал: – Вы, Романовна, с ними, механиками, решительнее! Экипаж молод и паро- ходство наше Сахалинское боевое, не зря нас и в глаза и за глаза не пароходством, а казачеством зовут! Вот такая была у нас Таисья Романовна. А ещё был среди машинёров русоволосый красивый Эдик. Роста небольшого, круглолиц… О том, что в каюте фельдшера наследил именно Эдик, мы все узнали в тот же день, от него же и узнали. А ещё через день, видим, что-то наш Эдик стал кислый какой-то и странный: в обед-ужин ест – стоя, а вечером в кино стоя. – Садись, Эдик! – Не хочу. А в тот день утром прививки очередные Таисья Романовна делала… – Я ж … Я ж вполне серьёзно к вам… Я ж, Таисья Романовна, – чуть не плакал Эдик после укола. – А если с серьёзными намерениями, так и сиди на пороге, как все, – туда но- гами! – ответила ему Таисья Романовна… …Перед Петропавловском старпом постучал в каюту фельдшера рано: – Романовна, заходим в порт. Что делать с тараканами? Надо, чтоб хоть видно было, что боремся. А то придут санитарные власти! И старпом показал, как петлю ему будут накладывать. – Хорошо, – сказала Таисья Романовна. – Я сейчас. Эдик из машины слышал разговор, подскочил, едва старпом ушёл: – Ты не пачкайся! Я сразу после вахты сделаю. Не переодеваясь. – Ладно, помощник! – засмеялась Таисья Романовна добродушно и виновато, и Эдик понял: уже жалеет она, что наказала его. – На другой раз я выберу шприц побольше размером! Но выбирать шприц пришлось не поменьше, – а самый маленький. Перед обедом прибежала Татьяна в слезах:  – Ой, Романовна, что я наделала! Птаха помирает! – Что?! – всполошилась докторша. – Птаха умирает… У Таисьи Романовны глаза расширились и испуганно, и виновато, она уже понимала, что они с Татьяной наделали. – Кормлю тараканами, а она вдруг села на палубу, крылышки распустила, клювик в землю… Зачем ему журавль? Я не думаю, что многим из сёмжан были известны его имя, отчество и фами- лия. Говорили – Герой, – и всё. Так и звали. Какой это был год, не помню, учился я в начальной школе ещё. Приехал он в Сёмжу в конце лета, остановился у соседа, крыльцо к крыльцу, у Фёдора Никифоровича Маслова (ныне дом Николая Арте- мьевича и Геннадия Артемьевича Масловых) Герой приехал! И мы, пацаньё, конечно, вскоре оказались тоже у Фёдора Никифоровича. Помню, он – Герой на кровати в избе отдыхает, справа от двери, а мы – вдоль печи, от двери слева. Что-то он рассказывал, потрясающе геройское, вроде того, как одной ногой пятерых фрицев сбивал, но это не было враньё в по- шлом смысле, скорее, это было что-то сродни морской травле. Но рассказывал вполне серьёзно, как о событиях реальных, бывших с ним, виденных или слышан- ных. Мы и верили, и не верили. Когда Герою потребовался проводник и извозчик, кто-то предложил меня. Случилось это через день или два, а может, и в другой его приезд в деревню. И он позвал меня, и сперва горд я был невероятно.