Маслов, В. С. Собрание сочинений. В 4 т. Т. 1 / Виталий Маслов ; [сост. В. У. Маслова ; ред. Н. Г. Емельянова]. - Мурманск : Дроздов-на-Мурмане, 2016. - 527 с. : ил., портр.

418 419 Виталий Маслов Михаил Второй А вот и свободные медведи, вольные хозяева Арктики, к судну пожаловали. Трое. Поджарые, чистые. Двигаются неторопливо, уверенно. Впереди – медведи- ца, за ней – двое взрослых детей. Дети чуть поменьше матери, но нашего ледоколь- ного Мишку давно уже переросли. – На корме! – командуют с мостика. – Проверьте ещё раз, все ли поднялись со льда! Подвирайте трап! Итак, водолазные работы на руле и винтах прерваны. А мы здесь, посреди моря, ради этих работ стоим. Моряк, помогавший водолазам со льда, поднялся на судно и сразу побежал к Мишке. Отвязал – и на корму с ним родственников встречать. Наш Мишка тех вольных увидел сразу: ревет, стоя у релингов. А троица на льду – ноль внимания. Более того, гости так загляделись, приближаясь к незна- комой черной громаде, что один из младших оступился и ухнул в майну под кор- мой, где совсем недавно наши водолазы работали. Мишка по соседству с дикими сородичами оказался и не белый вовсе, а ка- кой-то грязно-желтый и, самое обидное, неряшливо-толстый. И нам было жаль своего счастливого беззаботного любимца. Медведи прошли вдоль борта к носу, на Мишку так и не взглянули. Расстро- енный Моряк потянул воспитанника за ошейник, повел по трапу на второй мостик, а Мишка ревел и тянулся к борту. К окончательному расстройству Моряка, медведь, вернувшись на свое обычное место, ни с того ни с сего вдруг разозлился, измял и ском- кал трехлитровую железную банку из-под селедки, из которой до этого всегда ел… Ночью, когда на ледоколе стихло, все три медведя подошли вплотную к борту, под то место, где наверху спал наш Мишка, обнюхали воздух, встали вряд на за- дние лапы, передними опершись о судно, задрали вверх морды и тихонько, словно боясь, как бы кто другой, кроме Мишки не услышал, зарычали. А Мишка вроде того и ждал. Встал у релингов, откликнулся. Что значило это необычное, долгое медвежье совещание? Может, снизу спра- шивали, как Мишке живется на этой отвесной черной скале? И, может, Мишка, не помнивший никакой другой жизни, отвечал, что на судне хорошо, что он сыт и что у него есть папа Моряк. И, возможно, тем, со льда, холодным и часто голод- ным, хотелось взобраться наверх и приложиться к удивительной большой банке с макаронами по-флотски? А может, показалось им, что собрат их – в опасности, и они убеждали его бежать вместе с ними в спасительные торосы?.. Врубившись в припай, ледокол наш стоит на диксонском рейде, и моя не- маленькая каюта полна гостей: радисты с берегового центра навестить пришли. Я, хозяин, сижу к двери спиной и вдруг вижу: лица гостей вытянулись – один удивленно, другие с испугом. Оборачиваюсь – Михаил на пороге! Нижняя губа оттянута – что черная бле- стящая ложка для обуви: злой! Оборванная веревка по коридору волочится. А медведь к тому времени настолько подрос, что никто, кроме Моряка, заи- грывать с ним уже не решался. Вскакиваю, а сам ещё не знаю, как я медведя задержу, как не дам до гостей добраться. И тут срывается с дивана самая молоденькая из диксонских радисток, совсем ещё девчонка и – к Мишке. – Назад! – кричу. Но поздно. Она обхватила медведя за шею и прямо в черный пятачок, в оття- нутую нижнюю губу – чмок! – поцеловала. Случилось чудо. Огромный злой медведище, только что сорвавшийся с при- вязи, обомлел, лег почти бессильно – наполовину в каюте, наполовину в коридо- ре, а она гладит его: – Какой же ты милый Мишечка!.. О смышлености «домашних» белых медведей, особенно Мишки Первого, я уже рассказывал. А смышлен ли этот зверь на воле? После долгой непрерывной работы на трассе, когда не до медведей, мы нако- нец остановились в ожидании распоряжений из штаба морских операций. Тихо на судне. И вот – объявление: – Слева по борту – медведь. Через три минуты  – народу на баке! С фотоаппаратами, с кинокамерами, и у каждого в руках – то яблоко, то сухарь, то консервы: что в каютах в запасе было. Медведь пришёл приметный: через всю правую лопатку – рубец безволосый, широкий и черный. Подошёл, деловито собрал все, что было накидано съестного, и смотрит вверх. А оттуда – ведро на веревке спускается. Повара остатками от обеда – борщом ре- шили угостить медведя. Он сперва отскочил из-под ведра в сторону, а потом осто- рожно приблизился, понюхал и отвернулся. – Так он и бросится нашу томатную пасту лопать! – смеются на палубе. – Тяни обратно! Это тебе не наш Мишка! У меня в карманах – катушка ниток да конфеты: в правом – шоколадные, в левом – карамельки. Когда у других запасы гостинцев иссякли, кидаю на лед «Мишку на севере», одну штучку. Медведь понюхал и слизнул конфету со снега прямо в бумажке. На картинку, похоже не обратил внимания. Вторую конфету я уже не кидаю, а опускаю на ниточке, на самой обыкновен- ной, какими пуговицы к рубахе пришиваем. Опускаю медленно. А медведь, задрав голову, наблюдает, ждет. И только когда конфета коснулась льда, кидается к ней, заранее приоткрыв пасть. Но в последний момент я дергаю за нитку и оставляю медведя с носом. Медведь недоуменно осматривается и видит – вот она, конфета над головой. Поднимается на задние лапы и почти дотянулся до гостинца, но я снова опускаю конфету на лед. Тут медвежье терпение кончилось, он взревел и кинулся, обиженный, в сторо- ну, показывая черные пятки. Но обиды хватило ненадолго, оглянулся, увидел, что конфета у самого льда качается, и снова к борту. Я поднимаю конфету, а когда он поднялся на задние лапы, опять опускаю конфету на лед. И вот, когда конфета была у льда, медведь вдруг взмахнул передней лапой и оборвал нитку. Я и дернуть не успел. На палубе хохот довольный: – Молодец Михаил! Обхитрил! Медведь спокойно, не спеша, слопал оторванную конфету. За сообразительность кидаю ему ещё одного «Мишку на севере» – послед- нюю такую конфету не только у меня, но, может быть, и на всем ледоколе. Он, конечно, и эту про запас не стал оставлять. И снова вверх поглядывает. Тогда достаю конфету из левого кармана, бросаю на лед карамельку «Дю- шес». Подальше бросаю. Медведь подбежал к конфете, схватил её с ходу вместе со снегом! Но что это? Он вдруг раскрыл, растянул широченную свою пасть, по-