Маслов, В. С. Собрание сочинений. В 4 т. Т. 1 / Виталий Маслов ; [сост. В. У. Маслова ; ред. Н. Г. Емельянова]. - Мурманск : Дроздов-на-Мурмане, 2016. - 527 с. : ил., портр.

410 411 Виталий Маслов В непогодь Он смолк, прикусил губу и долго, гремя галькой, вышагивал по пляжу. Про- ходя мимо меня, сказал тихо: – А позвонок этот китовый и вправду можешь увезти домой. На память. Вме- сто кресла. И, чуть погодя, добавил все также тихо: – Больше здесь нечего взять. Белые молнии Мы медленно продвигались по голому гребню горы в глубь острова, когда впереди неподалеку взлетел поморник. К этой большой серой птице особой любви у моряков нету. Более того, не раз доводилось слышать, как матросы ругают поморниками бездельников-нахлебни- ков, а то и участников антарктической экспедиции, на долгом переходе от Ленин- града до Антарктиды в основном отдыхающих, загорающих на трюмах при пере- ходе через тропики. Однако на сей раз я невольно обрадовался: все-таки, значит, не совсем он мертв, остров! На краю ледника, в том месте, откуда взлетел помор- ник, на снегу, забрызганном кровью, валялся полурастерзанный пингвиненок… Ясно, что украл его поморник, стащил из соседней пингвиньей колонии, с острова неподалеку – больше неоткуда было украсть. А разбойник кружился над нами, едва не задевая крыльями, и, как только мы прошли, снова опустился на свою добычу. И опять вокруг – лишь камни да лед. Да необозримое море. Океан. Да два маленьких островка, как бы намыленных с одной, с океанской стороны. Скользя и падая, переходим заполненную ледником долину и снова оказыва- емся на вершине, присаживаемся передохнуть. И тут мой товарищ, рассматривая в бинокль окрестности, тронул меня легонько плечом: – Гляди… Я тоже прильнул к окулярам. Чуть ниже нас, через ущелье, на соседней плоской вершине, сидела, поджав лапы, незнакомая птица. – На гнезде… Площадка, где сидела птица, обрывалась отвесно с одной стороны, с другой – полого стекала на ледник каменистой осыпью. По этой осыпи мы и пошли. Птица – сизая, величавая, никак не меньше самого большого гуся-гуменника, глядела доверчиво с достоинством и лишь когда мы оказались на одном уровне с ней, метрах в четырех, она насторожилась. В холодных глазах блеснула тревога, шея, не очень длинная, все более выгибаясь, оттягивалась назад, на спину, отчего птица, становилась ещё более величавой и гордой. Не шевелясь, мы подождали, пока птица снова успокоится и опять шагнули к ней – осторожно, не более, чем на метр. Но вероятно это был предел, она не могла подпустить нас ближе: немнож- ко отодвинулась, как бы попятилась-отползла и вдруг приподнялась-привстала чуть-чуть… Из-под нее вывернулся цыпленок! Пушистый круглый серый – цыпленок как цыпленок. Но маленьким его назвать можно было бы лишь рядом со столь внушительной мамой, ибо наша домашняя взрослая курица меньше этого крохи. И все-таки это был цыплено- чек, недавно вылупившийся, а его мать, под крыло которой он тянулся спрятать голову, явно готовилась постоять за него, приклонила к птенцу голову, потом настороженно, не спуская с нас холодного взгляда, направила в нашу сторону треугольный клюв. – Плюнет! – оттолкнул меня от гнезда мой всезнающий спутник. – Запа- шок – никакими порошками не отстирать! – Что за птица? – спросил я, спускаясь по осыпи. – Альбатрос! Стыдно не знать! – Не тяжела для альбатроса? – О нет! Просто мы привыкли видеть их в вечном полете! Да! В полете они – сама невесомость! И опять мы идем по острию горы. – А теперь туда гляди! Разыскиваю в бинокль то, что товарищ показывает, думаю с завистью: «Слов- но каждый день экскурсии здесь водит!» Стоящая особняком скала казалась совершенно неприступной. – На том столбике – тоже альбатрос! Да не просто альбатрос, а снежный. Его гнездовье – во много раз большая редкость, чем гнездовье того сизого! Я вглядывался долго и напряженно, но увидел лишь, что на скале той – дей- ствительно птица, и действительно – снежно-белая. …О, эти снежные снежно-белые альбатросы! Сколько раз видел я их, парящих над морем, рядом с мостиком судна, парящих часами, и за все время – ни единого движения не только крыла, но и перышка!.. Легкие, огромные – они то приподни- маются, то плавно, слегка приопускаются, и, кажется, что они плывут по волнам своего невидимого океана… Сколько раз в шторме, в урагане неотрывно глядел я, как в тусклой мешанине моря и неба мелькают их метровые крылья. Словно молнии белые! С чем я только не сравнивал полет альбатроса – стремительный и божественно-невозмутимый! И в конце концов понял: не с чем сравнить его!.. Это была какая-то неведомая, непостижимо прекрасная мелодия – высокая, необъятная, чистая… И вот я стою и смотрю на гнездо – уже без бинокля – на родник, на исток этой мелодии… К этому гнезду мы не пошли, и остановил нас, мне кажется, не ледяной, из- резанный ручьями спуск, не подъем по отвесной скале… Так же, как не глубина, не студеность воды мешают нам ступить в родник, из которого вода начинается… В непогодь И лишь однажды по-другому увидел, по-другому ощутил я полет альбатро- са. Небо упало на воду и смешалось с ней, и ворочалось, и качалось, и металось вместе с океаном. А далеко вверху, над этой ревущей пропастью, на дне которой то вставало на дыбы, то ложилось мачтами на воду наше судно, плыл альбатрос, невозмутимый, словно высвеченный каким-то добавочным светом, столь осле-