Маслов, В. С. Собрание сочинений. В 4 т. Т. 1 / Виталий Маслов ; [сост. В. У. Маслова ; ред. Н. Г. Емельянова]. - Мурманск : Дроздов-на-Мурмане, 2016. - 527 с. : ил., портр.

396 397 Виталий Маслов Саша-Пыя В начале восьмого, вечером, по распоряжению из рыбокомбината двинулись в обратный путь. Филатов – передом. И на колее, по которой проезжали сегод- ня трижды, провалился сам. Все так же – гусеница в промоину, и машина на бок. И – карданный вал полетел, в прямом смысле: оторваться и вниз, в воду, где подо льдом ломом едва дна достанешь. И вытянуть провалившийся трактор на этот раз почти невозможно – негде другим тракторам развернуться, с трех сторон ручьи подо льдом и снегом... Лишь в девять двадцать, уже в сутемень, удалось достать из ручья кардан, а трактор «Сельхозтехники» вытащить на твердое место. Прокопали между гу- сеницами в снегу что-то вроде норы, сбоку – что-то вроде иллюминатора, под- светили иллюминатор фарой от другого трактора, и Саша-Пыя, подстелив шубу, даже без фуфайки (такому большому не влезть в фуфайке между гусениц) за два с половиной часа (два с половиной часа!) почти в темноте поставил кардан на ме- сто... А рядом с гусеницами, остерегаясь, как бы не закрыть свет, стоял на коленях, подавал инструмент, болты и гайки (старые болты и гайки частью поразлетелись, частью утонули, пришлось навыворачивать, где можно, от других «ДТ») Алексей Ружников – спокойный, внимательный, бессловесный: протягивается рука Фила- това – сразу же нужный болт, нужная гайка в громадную ладонь... Филатов, поблуждав по свету, вернулся вМезень, мне кажется, насовсем – после курсов, после многих геологических экспедиций, – хочется верить, что насовсем. Он для меня – олицетворение другого здешнего рода. Более того, до какого-то времени его коренная деревня, наша Сёмжа, так и называлась –Филатовская Слобода. Вот они рядом – Ружников и Филатов, два рода. Один из города из Мезени, другой – ещё более приморский, у них в деревне во время штормов чашки в бу- фете прыгали и брякали. И какие у этих мужиков, ребят прекрасные, здоровые основы для соперничества – для хорошей подначки и счастливой зависти друг к другу! Как тут не вспомнить того максимовского оценщика: за одного сёмжен- ского мужика – всех мезенских?! Думаю, что не только за деловитость и предпри- имчивость филатовских земляков особо ценили, ибо и Ружниковым этих качеств тоже не занимать, а за привычку к морю и за преданность морю... Смотрю на них, Филатова и Ружникова, работающих сосредоточенно, безотрывно, и радостно мне: есть ещё, не повывелись ещё рядовые незаурядные представители в старых многоветвистых наших родах!.. Да и другое взять... Мало ли мы ныне слышим, что, мол, даже в сенокос, в страду, люди запросто могут лишь к одиннадцати часам на работу явиться, и не- редко в этих горестных словах – правда. А вот Ружников и Филатов и все, кто по- ехал сегодня с ними, давно уже не крестьяне, пришли сегодня на базу в пять утра, в шесть – уже за город выехали и не видят в этом ничего сверхобычного. Разве вот и это тоже – не сохранение прежнего обычного отношения к работе? Наконец ночью Филатов вылез из-под трактора, окоченевший, глотнул чаю из термоса... И пошёл трактор! Но... Карданом, когда отлетал, перебило тягу к пе- реключателю скоростей – в самом, как всегда, неподходящем месте. И снова двое – на этот раз Филатов и Александр Тихонов, – обдирая руки, в резком свете фар от соседнего трактора – час, другой... И снова – общее полное доверие к опыту, знаниям, мастерству этих ещё молодых людей. Мы много говорим и даже наконец-то печатаем (и, к сожаленью, не без осно- вания), мол, пьют мужики. А тут, сейчас вот, ох бы как – хоть сто граммов! Если не пить, то хотя б окоченевшие места растереть... Много говорим! И надо! Но столь ли часто и с таким ли упорством го- ворим мы про то, что работа на наших тракторах, да еще на здешних, особен- но межсезонных дорогах, – это ж, по сравнению с работой на старом гужевом транспорте, ад сущий! Надо понимать стариков, которые говорят с гордостью, что они тридцать лет на полозу терлись, то бишь с обозами ходили, но я триж- ды понимаю человека, и мне нередко совестно перед ним, когда я знаю, что он, как Тихонов и Филатов, водит наши трактора по мезенским дорогам. И мне странно, когда иные эстеты, как о пустяке, со снисходительной усмешкой го- ворят о новой, наконец-то построенной дороге, о новых – пусть пока, к сожале- нию, и невзрачных, и безвкусных, и безликих домах. Спасибо – хоть такие по- строили, что денег сколько-то выбить удалось! А если ругать, то только за то, что мало выбили, мало построили. Да, надо, чтобы и лучше, и качественнее, и крайне важно, чтобы не безлико, не безнационально! Но пока – давайте хоть так, чтобы – аварийное дело! – резко снизить недопустимо высокую детскую смертность, чтобы из Каменки не уехал на сторону, испугавшись безобразия транспортного и незаслуженных проклятий, сын уважаемой учительницы, чтобы не распрощался с Мезенью из-за отсутствия жилья, как это пока сплошь и рядом бывает, новый хороший учитель, чтобы не сгнивала в становищах на Канине навага, с таким трудом добытая, столь стране необходимая, но так и не вывезенная – опять же из-за транспорта! Чтобы не свалился раньше вре- мени из-за радикулита дорогой человечище – Филатов Саша-Пыя!.. Пусть в человеческих условиях рождаются, пусть по-человечески живут. Ибо они, именно они, кто проминает дороги, ставит сено, выдает литры, кубометры и тонны, – именно они, как никто другой – и сегодня тоже! – истинные носи- тели и народной морали, и народной эстетики... В четвертом часу ночи распахнулись ворота рыбокомбинатовские, впуская вернувшиеся трактора... – Нет, такие герои нам не нужны! Более того – пусть катятся на все четыре стороны! – такая примерно реакция была в ответ, едва стоило завести разговор с ответственными товарищами о публикации очерка. И чем выше начальники, тем резче и решительнее реакция. А я глубоко ценю Сашу-Пыю за его жизненную стойкость. Да, он пьет, по крайней мере – пил. Но он никогда не пил на чужинку, никогда не обижал дру- зей и товарищей, а сколько старухам и старикам он – не обязательно за бутылку – перепилил, переколол дров, сколько он переделал в жизни реального дела! Я глу- боко уважаю Сашу-Пыю, потому что, будь он менее стоек, он бы давно уже был среди тех, кто промышляет пустыми бутылками, кто стал презренно, полупьяно услужлив. А он – не стал. А ведь должен был стать. Ибо вырос Саша-Пыя – в вин- ной лавке. Не в переносном смысле, а в прямом. И еще надо подумать: а кого ж обвинять теперь в том, что Саша-Пыя выпивки отнюдь не чурается? Мы, видите ли, никак не могли допустить, чтобы в Пые, деревушке из четырех домов, винной лавки не было: на тебе, Пыя, лавку! И она была – в доме у Саши, в боковушке. Вот о чем, если хотим извлечь уроки из прошлого, думать надо бы. А мы – на Сашу... Я же ему говорю: «Смотри, Александр, вот ты какой, если поглядеть на тебя в ра- боте, если подумать, что за тобой стоит! Гордись и поднимайся во весь рост... Бу- дем считать, что наша с тобой бочка уже выпита. Есть, Александр, дело, при кото- ром времени для питья у нас уже не останется...»