Маслов, В. С. Собрание сочинений. В 4 т. Т. 1 / Виталий Маслов ; [сост. В. У. Маслова ; ред. Н. Г. Емельянова]. - Мурманск : Дроздов-на-Мурмане, 2016. - 527 с. : ил., портр.

378 379 Виталий Маслов Окольцованные ли! Я в носу была – давай скорее к берегу пригребать, а Маня кричит с кормы: «Ой, выпрыгнет!» Да как кинется с кормы да падет на рыбину сверху плашмя! И тут же – сама за бортом, чуть не утонула с испуга, выкинула её рыбина! А тата с горы спу- скается. Подтянул лодку, рыбину зачеканил, говорит: «Идите, а то чашки остынут!» Вот какое было отыскано место. Но ещё задолго до новоселий, едва лишь тони-сети, где кто сумел на первый раз, поставили и путики заняли, едва лишь отдышались немножко, сразу же собрались: – Как жить будем? Посидели, склонив мятежные головы. И ничего не могли лучше придумать: решили избрать в первую очередь сельсовет. Как ни поворачивай, а ведь ещё за- долго до царей, даже задолго до новгородского прародительского веча Русь дер- жалась совета. Да и после новгородского чисто вечевая закваска ой долго на Севе- ре бродила! А кое-где ещё и до сейчас без нее главные хлебы не пекутся. Как тут Долгощелье не вспомнить. Сколько раз во времена крутых поворотов и переломов, когда иные дерев- ни, подчиняясь всякого рода уполномоченным и торопливо состряпанным реше- ниям, покорно следовали по указанному пути в небытие, сколько раз, перекипев на сходе, Долгощелье умело все истолковать по-своему и остаться самим собой! Еще каких-нибудь двадцать лет назад по нескольку дней яро шумели здесь воис- тину вечевые собрания, прежде чем принять очередной поворот или отвергнуть!.. Как для других стран и народов – не наше дело, но для народа русского Сове- ты – явление глубоко свое, национальное. Лишь бы Совет был Советом, лишь бы на троне в Совет никто не въехал. И долго в Великой сами над собой мужики хохотали: и надо же было такой путь сделать, такие муки осенние и зимние принять, чтобы понять то, что други- ми давно понято: иной жизни и они, переселенцы, уже не мыслят! К тому при- шли, от чего бежали: круг нелегкий сделали, кольцо замкнули. Не станового же, не урядника же на шею себе звать! Ну, а избрали сельсовет, куда ни крути– артель надо! Итоже, если подумать, род- ное: деды и прадеды всегда на промысел артельно ходили. Ну, правда, артель к тому времени одна оставалась – колхоз. И опять над собой смеялись, и опять не горько: – Хватит! Повыступали! И в Сёмже тоже смеялись над переселенцами-беглецами: – Ловко они всех нас объегорили! Вот так образовался самый дальний сёмженский выселок. Была Пыя – в че- тырнадцати километрах, были Кельи – в восемнадцати, а до Великой – до сих пор не смерено как следует, не сосчитано. Дядюшка Вениамин Виссарионович – первопоселенец тамошний. В лоцмана он поступил в Сёмже в двадцать восьмом году и работал шесть навигаций, не считая того, что в гребцах у лоцманов когда-то сидел. После лоц- манства до отъезда в Великую занимался тем же, чем и все добрые люди в то вре- мя, хотя именно про него про первого когда-то сказано было: «На ружье смотрит, а не на крыльцо». И не давала ему, не давала покоя прежняя жизнь. Впрочем, и по характеру даже – бывал ли он когда спокоен? В отца, говорят, родился. Женихом его в деревне считать стали не по-сёмженски рано – далеко до двадцати лет. А мать давно уже глазом наметанным видела: чуть не с пятнадца- ти лет ухлестывает сын за девчушкой Аполлинаркой, что, сама из Кимжи-деревни, живет в Сёмже у добрых знакомых не то за работницу, не то за гостью. Рано! Ведь обычно в то время женились годов в двадцать шесть – двадцать восемь, не моложе. И вот когда собрался отец Виссарион Семёнович в Мезень на крещенскую ярмарку и взял с собой Веньку, мать, прежде чем в дорогу благословить, отвела Виссариона в сторону: – Пригляди за парнем-то. А то ведь кимжанка-то тоже в ту сторону, в Кимжу, гостить уехала. До греха бы не дошло! И сунулась же она с этими словами о грехе – заронила идею в мужнину идей- ную голову! Разве ж не знала – всегда он наперекор сделает! Так и вышло: уже с бу- дущими сватовьями обратно из Мезени прикатил! Хлопай, мати, руками по широ- кому подолу или не хлопай, а свадьбу готовь! И реветь – ни-ни! Не до этого!.. На первую мировую войну, или на германскую, как ту войну зовут до сих пор, Вениамин, в отличие от сверстников, пошёл уже семейным человеком. А в гражданскую, в девятнадцатом, чуть было к белым не угадал. Работал он в ту навигацию в лоцманской артели гребцом. И вот, лето уже к концу, выгребает сёмженский карбас на флагбуй к пароходу, а на пароходе-то – интервенты, в Мезень правятся. И настроения отнюдь не веселого. Лоцман, поднявшись на пароход, велел подождать. Ждать так ждать. Держится Вениамин за трап под бортом... И вдруг слышит... На крыле мостика – офицер английский нашему офицеру сердито: – Мы посылаем сюда своих солдат, а ваши люди – вон какие жеребцы! – на воле ходят! Безобразие! – и вниз, на гребцов, показывает. А наш отвечает – тоже, сволочь, по-английски: – Завтра же к вечеру вы увидите их в Мезени! Ладно, что по-английски да по-норвежски Вениамин немножко кумекал. Только ноги домой занес: – Полинарья! И мати! Готовьте подорожники! Да с запасом! Не то к белым угожу, только там ещё не был! Ешь твой беть! 1 И в тот же день – Митькой звали! – сказал домашним, что подался на сём- женские озера рыбу промышлять, и скрывать этого не велел. Знал, что не найдут, а в случае чего – оттуда во все стороны дорога открыта. Мать молчала на сборах, а жёнка металась по дому и ревела. Понимал, не по- тому только жёнка ревет, что опять мужу в дорогу, а и оттого, что близ сёмженских озер – монашек молодых полные Кельи. Был когда грех на Вениамине или не был, того не знаем и не наше дело, а что плакала из-за этого Аполлинарья – от молвы деревенской не ускользнуло. Потом, под старость уж, Вениамин Виссарионович расскажет: – Только в артели лоцманской наладился работать, и вот как получилось, ешь твой беть!.. В Кельи пришёл, объявился, мне остерегаться их нечего, я их всех знаю, добро от меня видели. Куда уйду – точно не сказал, но договорились: как только явится к ним кто-то чужой и меня спрашивать будет, натянут монашины сапоги на весла и на дворе поставят, будто сушить, – договорились, в какое место поставят... И вот на третий день подхожу, а сапоги-то – уж на веслах! Ешь твой беть! Поневоле обратно повернул... И на десятый день подхожу, и на двадцатый – то же самое! Морозы пали, лес почти голый, у меня уж сколько баклажек рыбы насолено, хлебы давно кончились!.. Пока наконец, слава богу, – нету сапог!.. За- хожу. Сказывают монашины: становой, по мою душу посланный, приехал и жи- 1 Б е т ь – буря, крушение (мест.)