Маслов, В. С. Собрание сочинений. В 4 т. Т. 1 / Виталий Маслов ; [сост. В. У. Маслова ; ред. Н. Г. Емельянова]. - Мурманск : Дроздов-на-Мурмане, 2016. - 527 с. : ил., портр.

368 369 Виталий Маслов Сестры пока смог я написать на книге посвящение: «Николаю Артемьевичу – другу, бра- ту». Только наивно было бы думать, что «вся правда» наконец сказана... А от отца ему остался молоток! Единственное материальное – как память. Но ни у кого молотка такого больше не было: и рукоятка у молотка – тоже желез- ная, да еще и с гвоздодером, два гвоздодера на молотке... Помню, зима глухая. Тетя Клаша за сеном для колхоза на дальние пожни уе- хала. Уезжали утром в четыре, возвращались вечером в восемь, от темени до теме- ни. Жили они все ещё в той казенной комнате, за ручьем, чуть на отшибе, в кото- рой от отца остались, в одном доме с правлением. По вечерам правление пустело, и нам, коль взрослых нету, конечно же, раздолье. Устроили качель, коуш в потолке был, вероятно, от зыбки, и давай: кто раскачается всех шире? Чтоб ногой до са- мовара на столе достать! И Аннушка с Машей, хозяйки не очень старые, с нами, конечно, заодно. Качались-качались и – достали! И оказался самовар на полу, ладно, что не обварили никого. А тут тетя Клаша. Вошла – скорая, сухая. Губы, как всегда, поджаты. Пальцы озябших рук стянуты и изломаны – холодным рас- солом, снегом, работой; столь изломанных пальцев я больше не видал... Вошла, сразу Аннушку в один угол, Машу – в другой, Николая – в третий. Не поставила, а усадила. Четвертого – гостя – за порог. И сразу за тряпку половую: ни ругани, ни шлепка, ни слова. Такая она всегда была, такая теперь есть. Прошли годы. Как-то сбилась, как-то выбилась тетя Клаша, дом-развалю- ху купила, собственный стал. Потом, когда Николай на ноги поднялся, перешли в следующий дом – настоящий, добротный. И жить бы в этом доме да жить, до сих пор смотреть на него любо. Но жизнь, мы знаем, распорядилась по-другому. Хоть и до самой последней возможности тянула Клавдия Семёновна с отъездом из деревни, а пришлось и ей сниматься. И снова то же, что уже, кажется, пройдено было: всей семьей в одной комнате, да и комнаты – то в одном доме, то в другом. Пока наконец в нынешнюю квартиру не въехали. Живет она с сыном Геннадием, с его семьей, и растет у нее внук самый младший, любимец, Артемка, Артюшка, Артемий Маслов... Добрая память человеческая – бессмертна. Николай теперь тоже живет в городе Мезени, только в другой слободе. Рабо- тает на ферме механизатором, видимо, мать не все ещё на фермах и конюшнях от- работала; а недавно после десятилетки и дочь Ира, впервые не послушавшись отца, на ту же ферму пришла, дояркой. Нехорошо, конечно, отца не слушаться, но – в чем дело? – вот и мой сын, тоже вопреки отцу, на ту же самую «ферму» отцовскую по- дался – в радисты флотские. Видимо, дети наши, теперь уже не маленькие, видят и в нас, и в нашей работе что-то такое, чего мы, за опытом своим, уже не видим... У Анюты и у Маши тоже свои семьи. У Анны Артемьевны уже и внуков не сосчитать. Характером, быстротой, опрятностью, кипеньем в любой работе обе дочери – в мать. Хотя Мария, конечно, характером помягче – время полегче пошло. И поет Мария Артемьевна повеселей и позвончей. Как поет, сколько пе- сен – и старых тоже – знает! Хотя ведь и тетя Клаша никому при случае в песне не уступала. Просто в разговоре нашем сегодняшнем все как-то не до песен. А еще и заводила-то как! А сколько рюмок, по-сёмженски по-бабьи, за вечер в стакан, для этого за вазами спрятанный, выльет! Все будто пьет! И сейчас! И вот – она на восьмом десятке, лет уж шесть на восьмом... Недавно, слышу, отправлена в служебную командировку, да не в короткую, невестка Нина Константиновна. В то время как Геннадий второй уж месяц на кур- сах в Архангельске. Опять ей, тете Клаше, одной хозяйничать. Тяжеловато ли? Разумеется, очень. Однако опять – но... Но вот в чем дело! Давно вижу: в добрых семьях тяжесть семейная, подобная нынешним заботам тети Клаши, беготня и толкотня домашняя, порой выматыва- ющая бабок физически, духовно их как бы приподнимает, поддерживает! Они – все ещё хозяйки полноправные! Они – все ещё нужны! Внуки малые – все ещё именно бабкиному подолу доверяют слезы и обиды свои детские... Дай же Бог и нам до конца дней такой же душевной щедрости и ясности и, я бы сказал, жажды жизни, жизненного задора! И, кажется, до сих пор – полного счастья! Несколько лет назад Мезень чествовала заслуженную учительницу Ольгу Максимовну Калинцеву, в девичестве – Сопочкину, она стала почетным гражда- нином города Мезени. Я с радостью присоединился ко всем добрым пожелани- ям: трижды заслуженная почесть! А если учесть, что перед этим невдолге звание почетного было присвоено тоже учителю – Александру Николаевичу Мельни- кову, историку, прекрасному краеведу, как тут не скажешь доброе слово о мезен- цах! Но и все же... Желая всех благ Ольге Максимовне, я не мог не думать о ее сестре, о Пелагее Максимовне: разве ее, Пелагеи Максимовны, труд и жизненный подвиг значат для нас меньше, чем любой другой?!.. Разбираясь с материалами для сёмженского Дома Памяти, мы – что-то вроде совета этого Дома – встали перед вопросом: а в каком списке должен быть муж Пелагеи Максимовны Тимофей Евгеньевич? Как считать его – погибшим или участником? Вопрос для нас не праздный, ибо имена всех погибших за Отечество, начиная с петровских времен, намечено было разместить на одной стене, имена участников – на соседней... Да, Тимофея привезли с войны живым. Бог и сёмжане в свидетелях: что только не делали Пелагея и Анна Мироновна, мать Тимофея, чтобы отстоять его от смерти в то страшное – и голодом тоже – время! Любой ценой! Сказал бы подробнее, да боюсь, что добрые люди не поверят... К тому же, наверное, и Пелагее Максимовне нелегко будет ещё раз вспомнить все это. Но – не прожил Тимофей Евгеньевич и года, похоронен в Сёмже... Помолчал совет и решил: писать вместе с погибшими. Хотя везде, во всех официальных документах – вернулся, и это тоже верно. Доярки того времени рассказывают: когда Пелагея Максимовна, похоронив мужа, пришла работать на ферму, она от истощения едва стояла на ногах, – вот тебе и глубокий тыл. А летом того же года в бригаде нашей сенокосной было два человека, сил у которых не хватало, чтобы хотя б один настоящий прокос прой- ти, – Пелагея да Варвара Семёновна, о которой читатель, может быть, помнит. Они должны были иметь в кармане, в подоле, хоть по малюсенькому кусочку на этот случай, хотя бы подобие хлебное. А держала Пелагея Максимовна на руках в том году, кроме мужа, ещё и детей четверых: Зину, Валентина, Мину и Шуру; старшей, Зинаиде, когда война нача- лась, шести годов не было. Ладно, что хоть Мироновна, спасибо ей, у своего подо- ла детей держала, оставить на лето было с кем. И сколько же работала потом Пелагея Максимовна! И в войну, и после вой- ны – до сёмженского конца. Непрерывно, безотпускно, круглогодично, и не на са- мой легкой работе – дояркой. Да не как-нибудь работала! Сёмженский колхоз сре- ди многочисленных тогдашних колхозов на последнем месте по надоям не бывал, чаще – на первом, а среди доярок сёмженских на первом месте чаще всего бывала