Маслов, В. С. Собрание сочинений. В 4 т. Т. 1 / Виталий Маслов ; [сост. В. У. Маслова ; ред. Н. Г. Емельянова]. - Мурманск : Дроздов-на-Мурмане, 2016. - 527 с. : ил., портр.

354 355 Виталий Маслов Не показное – А Шергину веришь? – Еще бы! – Он утверждает то же, что и учебник твой!.. Минуло ещё сколько-то лет или месяцев. Появилась на прилавках новая книга Бориса Шергина с прекрасным предисловием Юрия Галкина. Ну можно ли было утерпеть, не прочитать ещё раз, не насладиться ещё раз тем, что написал Шергин!.. И волей-неволей пришлось снова ту же, попутно, несладкую пилюлю проглотить, – в книге совершенно четко написано: за хорошего сказочника про- мышленники «плахами березовыми бились». –Да! – воскликнул после этой книги один из моих собеседников, и старые гла- за его от доброго воспоминания блеснули. – Плахами не плахами, а весла, слыхал, ламывали! Только зачем из-за этого нас, добрых людей, дураками выставлять?! Чтобы человека с собой везти – натодельно лясы точить, да еще и пай за это?! Нет, за сказки никто пая не давал. А вот чтобы кто-то из нас, из промышленников, хоть один в артели умел хорошо сказку на досуге соврать, – за это и подраться можно, за это ценили! Но – уваженьем платили, а не паем! За пай он ломил вместе со все- ми!.. Так что насчет плах – вранья нету, все по совести. Ведь когда такой человек в лодке – чем хорошо? При таком – даже и в долгую зимовку ссоры не копятся. А махались плахами, чтобы потом меж собой не драться! Что ж, такое объяснение в пределах того, что я знаю и понимаю, укладывается. И вдруг в беседе – сам я вроде как на стороне учебника: – Но ведь в здешних недальних местах старики на промыслах жили. Везли же их туда! Трех поименно назвать могу! – Слышал звон, да не знаешь, откуда он. Вот уж тут-то совсем никакого отно- шения к сказкам и не бывало! И наконец – ещё одна книга. Поразительная, совершенно неожиданная. «Лад»! Какой испепеляющей должна быть авторская мысль, боль о нашем на- циональном будущем, чтобы вот так, как в «Ладе», огнем своим озарить, высветить для каждого из нас то, что, казалось, навсегда уже погребено, затоптано, и ноги уже вытерты! Так высветить, чтобы каждый, зажмурившись от минутного первого ослепления, задумался, вглядываясь в написанное: неужели это было? Неужели это было – у нас? Неужели это уже не нужно и не потребуется в будущем?!.. И так, весь в вопросах, дошёл я до слов: «Не подать милостыню считалось у русских величайшим грехом». Да, на этом нас воспитывали. Даже в то время, когда, кажется, каждому было впору по миру идти. И еще: «Большинство нищих пыталось избавиться от нищенства». Но главное, что касается сегодняшнего моего рассказа, было впереди. Мир, утверждает автор, помогал сироте, калеке, старику избежать нищенства, подря- жая их в пастухи, подпаски, сторожа и так далее. Сирота, нанятый в подпаски, был уже не нищий. Он уже был работник! Так вроде просто и столь духовно, важно! Вот, вероятно, где следовало искать ответ на вопрос о стариках, которых везли с собой промышленники на недальние промыслы... Другие места – другие про- явления одной и той же черты нашего характера: на Вологодчине – в подпаски, в Поморье – в зуйки. И еще общее: сколько славных сухопутных людей вышло из подпасков (вижу кое у кого полуулыбочку, – ничего!), сколько знаменитей- ших мореходов – из зуйков! Что имело при этом наибольшее значение? Раннее вступление в самостоятельную жизнь и в роль работника ответственного? Ранний опыт жизненный? Или, быть может, незнакомое другим раннее и вечное чувство долга, благодарности, обязанности – по отношению к артели, команде судна, к де- ревенскому миру, которые поддержали в самый трудный час? Стремление дока- зать, что не зря добрые люди помогли на ноги встать? А может, старики, жившие на недальних промыслах, – те же зуйки? Хоть и наоборот, а и вправду то же самое. Там – чтоб в люди вывести, здесь – чтобы до самой последней возможности человеком себя чувствовал. Правда, зуйков на Мурман брали – плата им заранее оговаривалась: получишь по возвращении до- мой столько-то трески соленой, столько-то деньгами, столько того-то... Старикам же обычно – потом уж, в конце промысла, сколько положат. Не надо только ду- мать, что стариков везли себе в тягость. Отнюдь! Идешь, бывало, от сеток, от карба- сов – мокрехонек, зуб на зуб от холода, едва ноги от усталости тянешь, а навстречу тебе – костерок у избы, в избе – одежда сухая, опорки теплые у порога наготове. А шкерить, а солить! Хороший посол – половина дела. И все это – он! Да он дороже каждого из нас впятеро. Да если ловко, он ещё и сетку, хоть самую малую, напротив избы держит. И домой потом едет – тоже считается, с промыслу! Так же встречают, сколько бы ему артель за работу ни положила. Бывали, говорят, случаи, что обижа- ли стариков, когда не по-божески им от общего промысла отваливалось. Бывали. Однако так ли часто, если о каждом таком случае не одно поколение помнит! Потом, когда с годами совсем будет со здоровьем и силенками у старика пло- хо, когда и взять-то с собой опасно, тогда, разумеется, он и сам вдаль не поедет: больше всего старики такие обузой стать боялись. И вот тогда другое правило в жизнь вступало. Какое – опять же от условий. В Сёмже на этот случай суще- ствовало устье. Зовется здесь устьем перекат на грани реки и моря, выгнувшийся дугой в го- ломя, – как бы сетка поперечная, течением натянутая. Показывается устье дважды в сутки лишь при самом полном отливе, но и то не при каждом – от луны и от ветра зависит. Иногда, на самой малой воде, выскакивает на перекат припозднившаяся в реке семга, и если воды не слишком толсто и если ноги ещё прытки, бывает, что рыбину эту уловят, сачком подхватят. Случалось, говорят, что и по четыре рыби- ны за один отлив высачивали, однако опять же помнят такие случаи по полувеку и больше, и выходит – не столь уж они часты. Так вот устье в Сёмже всегда было отдано старым да малым. На мужика, кото- рый в силе, приди он на устье, смотрели так, как если бы он милостыню, поданную кому-то, из руки протянутой выхватил. Хотя, разумеется, никто устье милосты- ней не считал. Просто – заведено так было, непререкаемо, общепризнанно. Саки были большие, полметра на метр. На раме деревянной – сетный мешок глубокий, одна сторона рамы удлинена, как бы древко у знамени, и идут, бывало, друг за дру- гом старые да малые с саками на плечах, как с флагами, и ежели человек пять-во- семь след в след – будто на демонстрации в праздник. А шли именно след в след, потому как дорога от деревенского обрыва до устья – мало что чуть не с километр, но еще и жидкая, липкая. Если, однако, сил брести по отмели было у старика уже маловато, допуска- лось спуститься к устью и на лодочке: самого из-под деревни до переката донесет, самого потом, с приливом, обратно к деревне доставит. На устье ходили и старухи тоже. И соберется, случалось, человек по двенадцати. Пацаны младшие порой столь малы – того и гляди, в море течением вывалит, старухи – того и гляди, на отме-