Маслов, В. С. Собрание сочинений. В 4 т. Т. 1 / Виталий Маслов ; [сост. В. У. Маслова ; ред. Н. Г. Емельянова]. - Мурманск : Дроздов-на-Мурмане, 2016. - 527 с. : ил., портр.

346 347 Виталий Маслов Покупаю дом была в этом во всем какая-то горечь. Прекрасный праздник, невиданные мной прежде хороводы, неслыханные бесконечные и бесчисленные песни, и все-таки – горечь. И во всей этой свадьбе, и во всем этом игрище. Грусть непонятная. Таким вот и осталось в памяти старое свадебное действо – грустноватым и горьковатым. Хотя, повторяю, ох как пели, как плясали, какие хороводы водили! Кажется, вон тот дальний угол поветный тогда и просел, с тех пор поветь под уклон и смотрит... Потом вскоре довелось мне ещё одну полную свадьбу увидеть, уже на настоящей громадной повети: Кирилл Максимович, могучий из могучих, Зою Елизаровну в жены брал. То была уже последняя настоящая свадьба в Сёмже. И – опять та же грусть. Такими и остались в моей памяти послевоенные первые свадьбы – инте- реснейшие, счастливые и в то же время... Гляжу, вглядываюсь в полутемную поветь и слышу гармонь, голоса, выкрики, вижу людей тех. Где-то они? Кто жив, а кто... Нет, не в дом я вхожу – в мир... А зря я сказал Николаю Дмитриевичу, что не был тут после свадьбы Поли- ной. Нет, ну как же! И еще бывал, когда Анисья Петровна Дерягина в боковушке жила сёмженский доктор послевоенный. И не зрителем я был – гостем: именины Петровна справляла. Ее, Петровну, что ни вечерка, что ни праздник – в любой дом приглашали, в любом доме она, хороший человек, желанным гостем была. И вот – решилась, собралась с духом, подкопила денег из своей зарплаты фельдшерской!.. А куда деваться? Человек она – тоже мезенских краев, из деревни недальней, ей ли не знать и не уважать старое правило здешнее: «Чужую бороду дерешь – свою подставляй». И – закатила гостьбу! И народу! И – ах как снова гремела поветь, безо всякой-якой горчинки! И вообще поветь эта, видать, была звонкая... Давно уж нет Петровны в Сёмже, но дружна она по-прежнему с сёмжанами и, я вижу, счастлива при встречах с ними. И ведь я, положа руку на сердце, именно её первую при встрече спросил: – Как думаете, не продаст Николай Дмитриевич дом? Она в ответ лишь руками всплеснула: – Ну что ты! В последние годы в боковушке была, по видимому, мастерская: пол просит ремонта, под окнами – верстак могучий старинный, из прочного дерева, со мно- гими винтами-винтищами, зажимами, упорами и приспособлениями, назначенье которых мне пока неведомо. Рядом с верстаком – шкапик сапожный со многими ящичками. На печи – небольшой, но русской – все ещё бруски разноразмерные сушатся, в печурках – паяльный инструмент, заржавевший до неузнаваемости, ведь паяльщик-то когда-то кислотой работал. И еще какие-то инструменты – на воронце над входом... И чего только не делал Николай Дмитриевич! Вот этим инструментом, пе- решедшим к нему, к единственному сыну, от отца. А главное, не только инстру- мент сумел отец, Дмитрий Николаевич, сыну передать. До сих пор живы легенды о том, сколь он, дедко, до работы жаден был, сколько скотины держал, о его мно- гожильности! Я помню их амбар старый, он потом был перевезен поближе к кол- хозным хлевам и лишь в прошлом году рухнул, много лет простояв без присмо- тра и без крыши. Бревенчатый, он был покрупнее нынешних пятистенков, а уж по высоте – и говорить нечего, почти два этажа. И вот, вспоминают, подвел дедко Дмитрий Николаевич, строитель, этот амбар под стропила. Такая, мол, игрушечка встала близ своего дома – со стороны любо. И собрались старики древние в сво- их белых подштанниках на бревнах, среди стружек свежих, посидеть. И головой качают: «Что-то, Митя, у тебя амбар-то не так стоит, не так повернут, не в ряду как-то. А надо бы... Да и горбышек там, сзади-то вашего дома, – повеселее место-то бы...» Утром деревня просыпается – на новом месте амбар, на том горбышке стоит! Один перенес за ночь! А Колю-сына берег. Мастерству учил, а надорвать жилы прежде времени как огня остерегался. Разумно! Потому что сын его, Николай, разве что колодцев потом не копал, да и то не потому, что не с руки, а потому, что не с ноги. Все в доме – его рабо- та: печь, ушаты, жестяная труба для самовара, лодка на повети, та бочка громад- ная для семги, которую и бочкой-то назвать трудно (барабаном для семги зовут), кольцо кованое на двери, протез в углу... И стулья, и столы, и кровати, и опорок в притворе – все его. И стеклорезом вот этим невзрачным каких только он стекол и не вырезал! А сани, а колеса к телегам! Помню, после войны девчата как на бога на него смотрели: какие туфельки, на каких каблучках на самых модных Николай Дмитриевич шил! А уж хомуты для колхозной конюшни – и сам бог и председатель велели! А с часами настен- ными, с машинами швейными к кому шли? Бабы за работу трешку последнюю, на последнем сэкономленную, несут: – Возьми, Николай! Смеется: – Да что вы, на что они мне! С газетами нынче туго, дак Ульяна собирается избу тридцатками оклеить?!.. Оставь свою трешку себе! В Сёмже говорят (вернее – говорили): «Хвастливого от богатого не отли- чишь!» Какая жизнерадостная пословица! Прибедняться, стонать – не принято, не пристойно было!.. Под верстаком, в ящике со школьными тетрадями, оставшимися от последней дочери Шуры – уже после того как с Отечественной войны пришёл, Александра Николаевна родилась, – вместе с тетрадками послевоенными сохранились, ле- жат довоенные документы. Расчетная книжка №... Наименование предприятия... Адрес предприятия – Заполярье, цех – 2-е прорабство, должность – плотник... Годы – 1939–1940. И тут же – послевоенные. Главный послевоенный «документ» собственного изготовления – нога деревянная, кожей обтянутая, протез. Сапер Ни- колай Дмитриевич был, сапер. В Ленинграде блокадном. Вернулся в сорок третьем. А культя-то – только чуть-чуть и осталось, помучился он с этими протезами. Ведь не сидеть – ходить и бегать надо было! К слову, нынешнюю квартирку-то ему не как воину, не как ветерану дали – он её заработал, на протезе прыгая. Как матрос, как грузчик в путевом посту – есть такое подразделение в морском порту мезенском. «Поворочал он камней!» – почти с ужасом говорят о работе, инвалиду доставшейся. В то время бакены на фарватерах вместо якорей – на камнях ставили. Надо было те камни от луд при отливе отдолбить, отверстия в них кайлом или ломом проде- лать, а потом – тот же лом в это отверстие, и – на плечо камень, и – шагом марш!.. Впрочем, не всегда и инвалидом числился, мало что без ноги. Сперва дали третью группу, а потом... Чтобы добиться третьей группы снова, пришлось на перекомис- сию вон куда – аж в Архангельск добираться. Хотя, в общем-то, в русской лите- ратуре нашей этот вопрос – не отросла ли нога? – уже поднимался... Однако, как бы ни поворачивались дела, не видали на миру слез Николая Дмитриевича! Разве