Маслов, В. С. Собрание сочинений. В 4 т. Т. 1 / Виталий Маслов ; [сост. В. У. Маслова ; ред. Н. Г. Емельянова]. - Мурманск : Дроздов-на-Мурмане, 2016. - 527 с. : ил., портр.

344 345 Виталий Маслов Покупаю дом Вернулись в Каменку. Достаю бутылку: покупка не малая, можно и обмыть. Однако Николай Дмитриевич велел положить бутылку обратно, без обиды, но непреклонно: – Нет, друг-приятель! Обмыть, ясно дело, надо, только не обижай: литки ста- вит не покупатель, а продавец. Что ж, правило установлено не нами и не теперь, так же, как не теперь уже всякие спрыски, выпивки при купле-продаже зовутся литками... Несет Ульяна Дмитриевна свою бутылку. И сижу я с добрыми людьми в их уютной однокомнатной квартирке, с людь- ми старыми – чего уж тут скрывать, если за восемьдесят! – которых я знаю с тех пор, как помню себя, и хорошо мне у них, и дороги мне эти люди. Жили они – как вся деревня жила, хотя нельзя сказать, что были они как все: не было в де- ревне людей «как все», каждый – если даже и не выделялся вроде – был сам себе человек, голова, характер, и эту повесть о покупке дома затеял я конечно же не ради того, чтобы рассказать о доме, хотя и о нем тоже, а в надежде – не смогу ли, пользуясь оказией, сказать что-то стоящее и о людях этих и, может быть, что- то о деревне своей. Пьем литки... Так сказать, пьем... Николай Дмитриевич о доме больше гово- рит, хочет, чтобы я понял, что должен в первую очередь сделать, что подправить, что подновить... А я ведь хоть и смутно, а помню ещё старый ихний дом, в которомНиколай Дми- триевич родился, и совсем хорошо помню его родителей – Дмитрия Николаевича, к которому до глубокой старости деревня относилась очень почтительно, и Клавдию Евлампиевну, или тетку Митиху, как её все грубовато, но уважительно звали. Но вот как, когда переходили они из старого дома в новый, – не помню, выпало. – А и некак помнить, – говорит Ульяна. – Потому что ведь входили мы без новоселья. Николай был взят в армию, финская война шла, какое уж новоселье! Потому ты, ребенок, и не запомнил... Литки литками, но какая уж тут выпивка! Николай Дмитриевич никогда пи- тухом великим не был, не видал я его выпившим. А Ульяна... Бабам в Сёмже пить не принято было. Обмочит губы и вид сделает, что выпила, но я-то знаю это питье. Даже в гульбу-то настоящую и то ухитрятся вылить куда угодно, только бы не вы- пить. И исключений среди баб сёмженских не было, что теперь совсем уж стран- ным кажется, почти неправдоподобным. Нынешнее страшное мировое поветрие началось ведь недавно и, слава богу, ещё не всех захватило. – И вот – построились... – сказала тихо Ульяна Дмитриевна и губы печаль- но поджала. – А уж хватили мы работки, пока строили! Ведь помогали-то рубить по найму только передок, без двора, да и то – только до перекрытья. А так все – и лес, собранный у моря, на тележках волочили, воно сколь далеко тогда до ко- сиков-то было! И стропила ставили, и крыша вся – всё сами, всё сами! И печки... Для кирпичей глину носить, топтать её потом, кирпичье делать. Только помогала носить сколько-то Антонида-сестра... Замолчала Ульяна Дмитриевна и вот уж – на каком-то ином дыхании – свет- ло-светло, и радостно, и удивленно, хоть и тихо: – И вот пришло время в ново переходить!.. И опять – ровно, и видно, как ей хорошо вспоминать то, что сейчас вспоминает: – Дождались с матенкой темноты... (Матенка – это мать мужа, свекровка, обычно так звали за глаза, но иногда и в глаза.) Дождались с матенкой... И чтобы луна была не ветошелая. Идем, господи благослови. Петуха несем! Надо, чтобы до трех часов успеть, чтобы спел петух в три-то часа. Заходим... Спустили. Поле- тел-полетел и сел на печь на вывод! «К чему?» – матенку спрашиваю. «К печа- ли», – говорит. А уж финская война шла. Николай-то взят уж был. Но пока ещё не на фронте, а в Поное стояли, крепость делали. Трудповинность – вроде этого. Пять человек наших там было. Вот... Ну что? Повалились с матенкой спать. Ни- чего ведь ещё не носили, пусто в доме, это потом, а перво – зайти... – Выдохнула решительно: – Повалились! Передохнула, дала себе почувствовать, какие были минуты. И ласково: – И вот он как запел в три-то часа! И столь звонко! До сейчас будто слышу... Матенка и говорит: «Печаль пройдет, а жизнь в этом доме будет!» Худо, если бы смолчал петух в первое утро... Подумала, ещё раз вздохнула: – Вот так и зашли в дом. Было печали-то в первое время. Потом уж Нико- лай-то воротился, дак немножко легче. До новой войны... И вот предстоит войти в этот дом мне. Только нету теперь в Сёмже ни петуха, ни даже кошки, чтобы впустить в избу впереди себя. Немаленький дом. От земли до окон – не менее десяти рядов бревен (под об- шивкой не видно). Комнат – четыре: две передние о семи окнах – изба и горница, боковушка о двух окнах и еще вышка – с одним окном, но сдвоенным, хотя она, вышка, и неотделанная пока стоит. Во дворе, под той же крышей, – баня, два по- греба, хлевок небольшой и еще места – на коне с санями въехать можно и развер- нуться. Есть где укрыться от многолюдства. Поднимаюсь по наружной лестнице, вынимаю из дверной ручки-дужки обло- мок бамбуковой лыжной палки, означавший, что в доме никого нет, дергаю за поч- ти перетертый ремешок. Запоры – не ахти какие и рассчитаны на людей честных, чтоб только видели, что дом – хозяйский, а не брошенный. Потому что нынешних, не особо разборчивых охотников за всякой находящей спрос стариной замки раз- ве задержат? Такие и возиться с замком не будут, а возьмут «Дружбу» да выпилят в любой стене ворота любой ширины. Еще один кожаный ремешок, теперь – из крыльца в сени. В сенях хотя и сумрачно, но не темно, свет падает через приоткрытые двери, и из передней избы, и из боковушки: в ту дверь и в другую опорки от валенок в притворы поло- жены. Предупреждал Николай Дмитриевич: чтобы дом нетопленый не отсырел за зиму, надо, чтобы воздух немножко ходил, чтобы и двери, и трубы приоткрыты, чтобы окна не проконопачены. И ещё две двери из сеней, дощатые, обе налево, за каждой – по лесенке, одна лесенка вниз, к дровам, к погребам, к бане, другая – чуть наверх, на поветь. Дверь из сеней на поветь распахнута, неяркий свет через окна-отдушины туда падает, видны сети развешенные, лодка, несколько весел в углу, вьюха (веревки вить), бочка громадная семужья. А над поветью – сено в щели свешивается, так сказать, второй этаж поветный сверху. Поветь хотя и не столь обширна, сколь об- ширна в старых домах бывала, но все-таки – поветь. Первую настоящую свадьбу, в полном объеме так сказать, я видел именно на этой повети, когда Коля и Улья- на дочь Полю выдавали. Было людно, многодневно, весело, интересно. Еще бы, первая после войны свадьба настоящая! Да мало того – и перед войной-то уже так не играли. Но... Почему-то вот запало мне в душу и до сих пор помнится –