Маслов, В. С. Собрание сочинений. В 4 т. Т. 1 / Виталий Маслов ; [сост. В. У. Маслова ; ред. Н. Г. Емельянова]. - Мурманск : Дроздов-на-Мурмане, 2016. - 527 с. : ил., портр.

336 337 Виталий Маслов Не пойди Анисья за Ивана писать, читать и объясняться и на иностранном языке тоже. Приводятся, на- пример, результаты исследования документов с погибшего в 1792 году помор- ского судна «Св. Варлаамий». Среди бумаг – письмо С. Кулакова, написанное «не на примитивном русско-норвежском жаргоне, но на вполне литературном датско-немецком языке». Миссионеры (о них как об источниках информации придется говорить и впредь), побывавшие впоследствии в мурманских стано- вищах, жалуясь на отсутствие у промышленников христианской литературы, писали (цитирую по Т. А. Бернштам): «...поскольку они грамотны, а читают что придется, в том числе и книги от иностранцев...». А уменье картами нави- гационными пользоваться обязательно было и для мужика, который считался неграмотным. Так откуда же грамотность, если, к примеру, ни в Сёмже, ни в ближайших се- лениях школ ни во времена Лепехина, ни в последующем столетии не было? И второй вопрос: а как же насчет грамотности «женского пола»? Им-то ведь карты не читать, за море не ходить. «Епархиальные ведомости» в начале нынешнего века, оправдывая неуспехи миссионеров в борьбе с расколом в Сёмже и ее окрестностях, пишут, что главное препятствие для них – не Жмаев, а «семесския старухи», которые «сплошь гра- мотны»! Пока, мол, миссионеры в Сёмже публично со Жмаевым беседовали, ста- рухи те сёмженские отправились куда-то – будто бы в гости, но вместо гостинцев, как оказалось, прихватили с собой книги старые. А потом, мол, – как снег на голо- ву: один из соседних приходов целиком в раскол перешел!.. Иная была система образования! Люди, ещё и ныне живущие, помнят: за об- учение детей в семье отвечала бабка, она их учила, это был ее, так сказать, долг семейный. Если же по какой-либо причине своей бабки не было, обучением зани- малась бабка чужая – или за умеренную плату, или, так сказать, на общественных началах, а иногда и в дом ради этого бабку чужую брали, чтобы наряду с обучени- ем помощь посильная в домашнем хозяйстве была... Остатки традиционной си- стемы исчезли совсем недавно; перед войной я и сам, прежде чем пошёл в школу, выучился читать по бабкиным рукописным книгам, под бабкиным неназойливым руководством. Доучивались потом внуки где могли: и по книгам, и по картам, и с помощью отцов на промыслах, но основа закладывалась тут, в семье. И диву радостному даешься: где ещё (не только в России, но и вообще в Европе) грамот- ность была столь высокой, как в беломорских селеньях?! И нельзя не согласить- ся с выводом, который пришлось прочитать в одном из недавних исследований о М. В. Ломоносове: то, что величайший из ученых вышел именно из двинской земли, – не случайность, а закономерность, ибо нигде, кроме как здесь, не суще- ствовало более благоприятных условий для этого – и культурных, и социально- экономических. И наконец, об упомянутом участии Жмаева в издании всероссийского журнала. Назывался этот старообрядческий церковно-общественный журнал «Церковь», а первый его номер вышел в 1908 году. Какова доля Жмаева в этом издании? Ни единой статьи Жмаева из журнала прочитать не удалось – лишь ре- цензии на его статьи да рецензии на эти рецензии: то в высшей степени востор- женные, то ругательные в такой же степени. Журнал был запрещен в 1914 году. Может быть, и за дело – чего не знаю, того не знаю. В данном случае интересен сам факт жмаевского участия, его напористости, целеустремленности и, естественно, грамотности. И опять вопрос: а что же Жмаиха? – Господи помилуй! – роптали на Жмаева бабы сёмженские. – Да что он, ирод?! Все на бабу свою свалил – и детей, и хозяйство! Но Жмаиха сама – молчала. И работала. И, кажется, вера её в том и заклю- чалась, чтобы больше других и неустаннее других рубить дрова, косить, доить, обиходить детей, плотничать, охотиться и даже столярничать. Этому последнему делу, столярному, училась она, как и вере старообрядческой, уЖмаева: непревзой- денный был мастер! До сих пор чуть ли не во всех домах сёмженских мебель его работы. Могучая и легкая одновременно. Садишься или ложишься на жмаевский диван – не скрипнет. Подлокотники – завитуха толстенная – из сплошного корня, спинка гнутая черная (всю мебель красил в черное) – более полуметра шириной. Мне все казалось, что она, спинка, из одной доски вот так, по форме, и вытесана. Ибо ни в одном диване до сих пор – ни щелочки, ан, оказалось, нет. Недавно, когда в бывшем сельсовете упал потолок и матицей перебило диван надвое, стало видно: не одна доска в спинку положена, а полдюжины!.. Так что было у кого Жмаихе столярному делу научиться. И, конечно, также и море её не миновало, куда от него в Сёмже денешься... В ту осень густо гудели в деревне свадьбы. Но и дело стоять не могло: осенью главная работа – сено с дальних пожен домой карбасами приплавить. Пелагея Никифоровна Филатова говорит, единственным глазом в прошлое то грустно, то весело вглядываясь: – Сено помочами плавили: соберутся по три человека в карбас – сегодня при- плавят одному, завтра – другому, послезавтра – третьему. Вот и поехали – Анисья, Полексенья и я – утром. Хоть и со свадьбы, а нам, бабам, какое похмелье, голова не болит. И столько мы наклали-нахлопали в карбас сена, сколь стог широченный – в уплавь! Поплыли! Бабка Жмаиха к румпелю весло привязала и сверху со стога правит, мы с Полексеньей – в самом носу, гребем. А езда – морем и не близкая! И вот – налети-ко шторм! Да такой – волна через! Гребем с Полексеньей – в воде по грудь. А потом, уж деревню справа на угоре видно, и того хуже: как по- хватит нас да как понесет – прямо к отмели, прямо к лещади сёмженской. Где даже не в столь ясную погоду и покрупнее посудины конец находили – такая тут по- вальная волна заворачивает! И как ни гребем прочь, а эдакий-то стог, эдак-то па- русит! Господи, страсти-то какие! Душно стало! И вот Полексенья, она постарше, весло опустила: «Все! Молиться, бабы, нать!» А Жмаиха наша на стогу как вски- нется – ведьма мокрая, а не попадья! Как замахнется веслом: «Некогда молиться! Греби!» И ведь отгребли, не затянуло на отмель! И понесло нас теперь уж не на берег, а в голомя! А тут свадебщики с угора увидели, кинулись к карбасам, переняли нас, далеко уж в море. Домой притянули... Вышла Жмаиха на берег, стала на колени, Полексе- нью зовет: «Теперь, обезделье дак, – молись...» Так я впервые услышал о преображенье Анисьи в моряка-воителя. И потом доводилось слышать не раз... А недавно смотрю по телевизору «Россию моло- дую» и вижу: выход в море бабы-кормщика – не обычное дело, а чуть ли не как беда великая... Чудно! Ибо все ближние морские плаванья были сплошь на бабах. Особенно когда мужичье на дальние промыслы уходило. А плаванье это рядо- вое – Жмаихи, Полексеньи и Пелагеи, о котором я рассказал, – обыденный тому пример... Всё могли наши бабы, всё! И хватки хватало, и независимости! И капи-