Маслов, В. С. Собрание сочинений. В 4 т. Т. 1 / Виталий Маслов ; [сост. В. У. Маслова ; ред. Н. Г. Емельянова]. - Мурманск : Дроздов-на-Мурмане, 2016. - 527 с. : ил., портр.

330 331 Виталий Маслов Не пойди Анисья за Ивана Не пойди Анисья за Ивана Вот случай, когда не поднимается душа, чтобы перечеркнуть настоящее имя героини, заменить его вымышленным. И выходит, лишаю я себя тем самым права писательского главного, а может быть, и обязанности главной, – присочинить... Однако... Кому теперь не известно, что ответил скульптор на вопрос – а как же он создает свои шедевры? Скульптор, помнится, ответил: беру подходящий ка- мень, глыбу и убираю лишнее... И писатель, мне кажется, работает так же, только дело ему иметь приходится с подходящей глыбой живой жизни. Пусть останется имя истинное – Анисья Дмитриевна Жмаева. Хотя к тому времени, как я помню себя, её уже звали обычно бабкой: кто – бабкой Анисьей, кто – бабкой Жмаихой. Родилась она не в Сёмже, у нас, а за морем, заМезенской губой, – может, имен- но поэтому я и стал писать в первую очередь о ней, об Анисье. Чтобы не упрекну- ли меня, не вспомнили про собственное болото и про хвастливых куликов. Роди- на её – на берегу полноводного Кулоя, знаменитое просторное село Долгощелье, то самое, откуда известные всему Беломорью Селиверстовы, Поповы, Нечаевы. Напиши историю любой из этих фамилий неизбежно напишешь историю Ар- ктики, от норвежских восточных провинций до Русской Америки включитель- но. Да только ли Арктики! Известное в свое время сочинение С. Д. Шереметева «От Углича к морю студеному» рассказывает, например, сколь сильна была рука долгошельцев-мезенцев в делах угличских и московских. А взять времена не столь давние. Боцманом на «Седове», к примеру, дрейфовал щельянин Дмитрий Буто- рин, на «Щелье» в Мангазею в недавнее время ходил ещё один Буторин Дмитрий, тоже щельянин и тоже дальний родственник Анисьин... Какова её девичья фамилия – право, не знаю, не в фамилии суть: долгощель- ская республика и принадлежность к этой республике всегда определяли харак- тер долгощельцев больше, чем принадлежность к какому-то отдельному роду. Для них, щельян, между собой род, разумеется, и важен, а со стороны, для сёмжан – нет. Давно, очень уже давно облетела Сёмжу весть: – Щельяху Назарушко в жёнки привез! На трех Назарушковых сирот по- шла – не пострашилась! Так она оказалась в Сёмже. А спустя год-два Назарушко, Назар Васильевич Филатов, не вернулся с мор- ского зверобойного промысла. И осталась она с тремя его детьми – с Феклой, Ни- кифором, Ермолаем. Ладно ещё, что своих детей с Назарушком нажить не успела. Оставшись без главного кормильца и работника, она тем не менее сумела со- хранить в хозяйстве все так, как при живом хозяине было. Сказать, что ломила она в те годы как лошадь, чтобы ни на корову, ни на овцу в хозяйстве меньше не ста- ло, – значит, не сказать ничего: лошадь бы и неделю не выдержала, поставь её в Анисьину упряжь. В деревне до сих пор помнят как главное, что дети при этом были у нее всегда прибраны, обучены, что была она с ними добра. Потом, через многие долгие десятилетия, доброта эта Анисьина её же, Анисью, и согрела на ста- рости лет и обуютила... И стали наконец дети на выросте – жить бы теперь да красоваться с тремя-то помощниками! Однако когда Ермолай, Никифор и Фекла смогли сами хозяйство вести, она возьми и уйди от них. А случилось так. Сидит она однажды в нижнем этаже под поветью, во дворе. На лавочке призе- мистой помелье вяжет – ребята по сено ездили, лапья соснового попутно привезли. И идет мимо Жмаев Ваня, Иван Степанович. Вдовец, двух жен успел к тому времени схоронить. От второй жены осталось ему детей четверо, а сколько от пер- вой – Анисья лишь слыхала, те, первые, в приют куда-то отвезены были. То одна старуха у вдовца Жмаева с тех пор домашничала, то другая, но не заживались они подолгу у него – трудно было хозяину уноровить!.. Не идет Жмаев по дорожке мимо Анисьиного двора – летит! Борода чуть-чуть курчаватая, не густая, но жест- кая, глаз – смиренный, но ненасытный. И увидел он Анисью во дворе и нырнул с сугроба в ворота неузкие. И что тут произошло, люди до сих пор вспоминают – и с восторгом, и со смехом: подсмотрел кто-то и подслушал. По дороге летел, а к Анисье – на цыпочках! Хвать её сзади под мышки игриво: – Иди ко мне! Домашничать! Как развернется Анисья да как со всего маху – помелом по роже бородатой: – В жёнки – пойду! Домашничать – нет! И явились сваты, ждать не заставили. Перешла она из Назарушкового дома в самую захудалую халупу: не дом – кишка семиверстая. При ширине менее четырех сажен длина – за один день не смеряешь: горница, изба, сени, стая для коней, овечник, двор вместо повети, ещё изба – все в одну линию. Тем не менее строение это было знаменитое, а кое-кем и почитаемое. Взя- лось оно, страхолюдье, в деревне неожиданно и не по своей воле. Поставили его в бору, не слишком дальнем, но глухом, староверы сёмженские, австрийского тол- ка, под водительством Жмаева, да прознало начальство – и низкое, и высокое – и приказало, под всяким страхом, молельню ту из Старческого бора – вон! А каж- дого, кто к строительству тайному руку приложил, ещё и на рубль оштрафовали... Вот в этот дом и ушла. И опять дивились люди: – Трех сирот ей мало – ещё четырех на руки взяла! А ведь, разумеется, и тех, Назарушковых, пусть и поставленных на ноги, по- кинуть пока нельзя было: дня не случалось, чтоб не сбегала она к ним, ладно ещё, что место недальнее – на одном порядке, чтобы плечо свое привычное, где надо, по-прежнему и там тоже не подставила: ведь и дом у ребят, и скот, и пожен – три пая да чищенница... И разрывалась так, пока Ермолай и Фекла дорогу свою не на- шли и не уехали, пока Никифор жену в дом не привел. А в жмаевской семье ждали её новые приемные дети, одни побольше, другие совсем малы: Мартемьян, Пепа, Эмилия, Зоя. Не пойди Анисья за Ивана Степа-