Маслов, В. С. Собрание сочинений. В 4 т. Т. 1 / Виталий Маслов ; [сост. В. У. Маслова ; ред. Н. Г. Емельянова]. - Мурманск : Дроздов-на-Мурмане, 2016. - 527 с. : ил., портр.

316 317 Виталий Маслов Круговая порука Понял, что кричит зря, стих: – Когда якоря повезли, он – от людей подальше, слезу прятал. А когда при- нялись колхозные строенья в Мезень возить, не дал амбар на угоре ворочать. «Мой! – говорит. – Хотя и держал в нем колхоз тридцать лет колхозное заведенье, а мой! Вот, – говорит, – все бумажки!» И матеряшшима плахами заколотил на­ крест ворота. «Пускай, – говорит, – стоит так, пока здесь кому ле не пригодится! Внуки наши помрут, а он стоять будет, лиственница!» – Ты, Митрий, корень видь! – сказал Ванё Бутора. – Енька не с твоего конца за Дресву держался. Тебе – колхоз подай, а для Еньки амбар – частному хозяйству памятник! – А по мне сейчас, – прошептал Митька. – А я, кажется, ко всему готов: хоть с какого конца, только пусть живет! Откашлялся, спокойнее, рассудительнее сказал: – Зря строенья и трогали, без пользы. Сколько сворочено, а много ли из того в Мезени поставлено? Пока везут, углы обломают, паклинки растеряют, – на дро- ва только! – Налейте-ко давай! Не уберегли Дресву, растуды вас туды! – проворчал Ани- симко. – Куда им! – махнул Михайло вроде бы пренебрежительно. – Да, – вздохнул Бутора. – Не нашлось для них Фокина. – Просто взять вас никто не захотел! А мы были побогаче, вот и схапали! – обиделся, вставил шпильку Митька. Послушавшись Анисимка, он поднялся, на- лил рюмки. И, как бы отмахиваясь от своих злых слов и поднимая рюмку, ска- зал: – Спасибо, что позвали. И, задумавшись на мгновение, тихо спросил: –Но отчего –меня?! Отчего неФокина?Или не пошёл?Отчего неОсю-завхоза? Бутора неожидано резко, с болью обрезал: – Николая покойного не вороши, дай спокойно лежать! – Мало ли у него без того супротивников было?! – сказал Михайло. – Он-то пришёл бы! Да мы не хотели: ну а вдруг повторится, как с попом? Что, мол, за со­ бранье занавешенное? Казенный человек – трижды в вину поставят. А если б по- звали – сидеть бы ему от дедка Анисимка по праву руку! – А меня, значит, можно? Потому что я – все равно в тюрьму! – Не зубоскаль! – вскрикнул Михайло Маркович, и Митька увидел, что ста- рик не находит слов: лицо в тени, но руки старые приподнялись, как крылья кудла­ тые – взлететь готов от возмущения. – А кого еще-то призвать? Фокин повернул нас лицом к морю, и ожила деревня. Море спасло нас. А на «Лахудру» – загонить неможно нонешних молодых. Как в море отправлять – хоть бежи фельшерица Вальченко из деревни вон: у всех грыжа, в один день все занемогут! Смаялся с има Фокин! А ты сразу: «В море хочу!» Не спускают тебя, а ты: «Лахудру» дайте!» Раз- ве я такое мимо ушей пропушшу? Дмитрий Матвеевич! Не слепой я и не глухой! И малы робята не на кого, а на тебя глядят. И, может, за тобой в море потянутся. Оглядываться на тебя деревня стала. Сперва будто как на неуча, а потом вроде бы в самой деревне что-то сдвинулось, будто от старой поры, от весла-паруса сполох на людей пал. А от робят то и слышу: «Как он их – пятерых из-за коров!», «Как он того, с семгой!» А меня с кишкой выставил – да разве не по ним?! И на этот раз, со стрельбой, все на тебе раскололось! Твоя-то ярость разве не возьмет за сердце?! И ажно опаско: а вдруг да сразу много таких, вроде тебя, вырастет? Анисимко руку приподнял и, когда Михайло смолк, начал говорить то шепо- том, то срывался, вроде выкрикнуть хотел: – Нашу звезду ты себе выбрал... Дмитрей Матвеевич. Зло, яро... А у нас одна звезда – море... Воротишься из казенного дому, меня уж не будет. Но – снова вас троица. И завет мой: не оставайтесь троима. Приводите молодых! Прислоняйся, Митя, к людям... Нонешна молодежь лишку говорлива, а греха на душу не возьму: чем моложе, тем лучше. Ум, норов, прямота – всё есть, мудрости маловато... «Нашли меня, мудрого!» – горько подумал Митька. – А что дураки есть – когда их не было?! – Бутора снял разговор со вконец за- дохшегося Анисимка. – А злости бы тебе поменьше. Как зверь... Все лето... На лю- бого городского. Не забывай, что в итоге-то город тянет теперь жизнь за узду. Куда город, туда и деревня. Основа страны сегодня – горожане. Михайло Маркович ехидно подсек: – Горожане! Да теперь и у нас городского-то стало не меньше. Есть этих и тря- пок, и столов-зеркалов, и моторов. Но у нас и еще кое-что есть! Я ещё сам, к при- меру, решаю, в каку погоду карбас в море вывести! Сам! – Во! – забормотал Анисимко. – У нас, слава богу, не требуют восьминадцати годов, чтобы карбас доверить. И на шторм своима худыма глазами глядим. Годы – наши... Лодка – наша... Душа с головой в ладах... Никола-ёт думал робятам карба- ски сошить, один с мотором, другой с парусом. – Не против я горожан! – упрямо сказал Митька. – Но уж коль смотался, – не мозоль глаза! – С этой-то злостью ты и порешил Типу без жалости! – А не лезь-то ты, Ванё, с этим... А рыбы – не жалко? – вступился Михай- ло. – Ихтиологи бедны, чтобы горбуша здесь прижилась, одной няши на ногах да на штанах сколько выносили, выволочили! Ихтиологов-то не жалко? – Значит, за рыбью голову – человечью! – Да что ты завелся в последнёт день?! – крикнул Буторе Михайло. – Чего в душу-то к человеку?! Вот бы и пожалел! – Не нать меня жалеть! – отмахнулся Митька и выпил, и все тоже выпили. – Да, город, те же ихтиологи – с добром к нам. Имы за добро добром – до последнего рыбьего пера все отдавам, треску ли, семгу ли. Ну а браконьеры – не оттуда же? И ведь в приятелях у щельян ходят. Да не приятели они! Врагами настоящими стали! И чтоб я – без злости?! Бутора дождался спокойно, пока Митька кончит говорить, спросил миролю- биво: – Может, все-таки с умом ненавидеть-то надо? Ведь от безоглядности-то только тебе и хуже. – Оглядываться?! – Но ведь сам ты неприятеля-то выдумал. Нереальный он у тебя. Потому тебя и одолел. За то тебе же и тюрьма. – Нет, парень! – Анисимко заговорил. – Не оттого, что супротивник выдуман, а оттого, что семилик! Но Митька вдруг откровенно, наивно и почти отчаянно прошептал: – А может, и вправду выдумал? – Не! – остановил его Михаил. – Именно семилик! Сграбал ты Типу, пле- мянника, в пах тебе и в печень! Ты думал – намертво?! А Типа – только пуговица на чем-то!