Маслов, В. С. Собрание сочинений. В 4 т. Т. 1 / Виталий Маслов ; [сост. В. У. Маслова ; ред. Н. Г. Емельянова]. - Мурманск : Дроздов-на-Мурмане, 2016. - 527 с. : ил., портр.

312 313 Виталий Маслов Круговая порука Беззвучно усаживаясь, Митька увидел того, через чью голову из сеней на све- чу глядел: спиной к двери сидел дедко Анисимко, дед Гори. Весь согнутый, борода на столешнице. Маленький. Лохматые волосы – что шар белый со ржавчинкой. Сам Михайло у окна сел. А потом и тот вошел, в сенях встречавший. Расправил занавес-одеяло на две- ри, примостился справа от дедка напротив Митьки. Ванё Бутора! Не ожидал Митька его, партийца, здесь встретить. И вышло так, будто перед дальней дорогой четверо молча присели. Анисимко зашевелился. Михайло Маркович молча тронул Митьку, и все – Михайло, Митька, Буто- ра – придвинулись ближе к столу. Анисимко, приподняв руку, показал на свечу и на бутылку. Бутора налил рюмки. Михайло взял свечу, потянулся с ней в левый передний угол, поднес огонь к фитилю лампадному, потом свечу задунул. Слабенький красный огонек медленно разгорался в лампаде. Стало ещё более призрачно, ещё зыбче, чем при свече. Михайло неслышно сел. И тут же Анисимко, напрягаясь, разогнул, выпрямил шею, оперся о стол ру- ками и стал подниматься. Поднимался тяжело, со скрипом, и казалось, не стол скрипит, а кости дедковы... Поглядел на лампадку, свет от которой колебался на иконе-складухе – не на всей даже, а лишь на лице Николы да на белых крестах, спускавшихся с плеч, – потянулся дрожащей рукой к рюмке, спрятал её в ладо- нях, скорбно сложенных на столе у пояса... И Михаил и Бутора тихо встали... «Неужели молитву затянут?» – растерянно подумал Митька, поднимаясь тоже, и вроде бы очнулся. И пригляделся к Анисимку посторонним взглядом и даже при тусклой лампаде увидел, что старик нечистоплотен: края у рукавов рас- полстились и засалены, волосы спутаны и лезут с воротника, а пуговица у брюк, там, где старик оперся о стол, расстегнута. Анисимко еле стоял. И вдруг начал приседать как будто, приседать... Боро- да закрыла рюмку, снова стола коснулась, а спина, дрожащая и слабая, оказалась выше головы, и Митька невольно даже подался к старику, чтобы подхватить. Но Анисимко собрался с силами, выпрямился сколько мог, оглядел Бутору и Ми- хайла, а на Митьке взгляд задержал особо и вдруг перестал дрожать. А дышал глу- боко-глубоко. И тишина стояла настолько полная, что, казалось, слышно, как тени по стене колышутся. Чертя бородой по столу, Анисимко подался вперед, и раздался (если только можно так сказать о звуке скрипучем и слабом) первый звук из пересохшего ста­ риковского горла: – Да-а... Вскинул голову – неожиданно, резко. Блеснул глазами из-под белых с огнем бровищ. И, опираясь левой рукой, поднял правою рюмку: – Да отвратит... У Митьки дух захватило, и мурашки по коже. Слова ух как знакомы! А и вправду на молитву похожи. – ...судьба... свой лик суровой!.. Старик произнес это торжественно и насколько мог громко и схватил воздуху: – ...от тех... кто в море... водит корабли! Последнее слово договорил на полном издыхании и, тяжело оползая, оперся о стол локтями. Вслед за Мишей и Буторой поднял свою рюмочку и Митька. Двинул её к ста- риковской. И вдруг, перед тем как чокнуться, в последний самый миг, раздались голоса Михайла и Буторы – серьезнейшие, как в клятве: – Да отвратит! И так потрясли эти слова Митьку, что он повторил тихо, будто поклялся сле- дом за мужиками: – Да отвратит! Сказал – душу вывернул... Рюмки сошлись, чокнулись, подумали мгновенье и разошлись. Митька поднес к губам, повторил про себя: «Да отвратит!» И вдруг ощущение чего-то огромного, давно-давно жданного охватило его. Выпили, сели. Никто не крякнул, за закуской не потянулся. И видел Мить- ка, сколь напряженно, сколь внимательно-строго вглядывается в него Анисимко, освещенный светом, падавшим от лампады из-за Митькиного плеча. Молчали. Анисимко перевел глаза на бутылку. На этот раз налил Михайло. Налил, помедлил, взял рюмку, сказал тихо и кратко, не поднимаясь и не чокаясь: – Да отвратит! Выпили и молча потянулись за закуской. Анисимко, потупившись, тишину нарушил сокрушенно: – Бывало... когда примали нового... много чего говорилось. А я перезабыл... Перезабыл! Михайло руку приподнял, будто испрашивая у Анисимка разрешения на Сло- во: – Того, что слышал, не скажи... Анисимко закивал согласно. – ...при глупых и при малых... – Эти слова, эти! – подтвердил Анисимко. – Не скажи при бабах! – продолжал Михайло. А Анисимко глядел на Митьку, и все кивал, и все ладонь к столу, будто печать удостоверяющую прикладывал. – Старики сказывали, – говорил Михайло, – ежели услышит этот завет ста- руха ле, молодуха ле, слово наше оборотнем полетит, а благословенье наше про- клятьем падет! Наклонился к Митьке, тронул его за плечо, встать приглашая: – Налей всем... И слушай. Мы ведь уж и не чаяли, что явится человек, которо- го призвать сюда можно будет... Митька налил. – Ежели запомнил, Дмитрей... – начал Анисимко. – Матвеевич, – подсказал Михаил. – Если запало в душу, Дмитрей Матвеевич, скажи-повтори! Митька стоял, глядя в рюмку, и не видел ее. Чувствовал, что-то давно неведо- мое, сладкое и горькое сразу, сладкое и горькое до упоения. «Молитва это? – думал он. – Или заклинание? Или ещё что?»