Маслов, В. С. Собрание сочинений. В 4 т. Т. 1 / Виталий Маслов ; [сост. В. У. Маслова ; ред. Н. Г. Емельянова]. - Мурманск : Дроздов-на-Мурмане, 2016. - 527 с. : ил., портр.

294 295 Виталий Маслов Круговая порука – Ох-те мне! – спохватилась Матюшиха, и аж голова кругом. – Пропуск-от, пропуск-от! – Пройдите сюда, пожалуйста! Зашла. Чистенько. Оконце на реку. – Ваш пропуск, пожалуйста! – Нету. Знаю, что надо, да забыла, не до того... – Садитесь! – стул подвинул. – Откуда? Куда? Села. На парня не глядела, к двери голову склонила. – Из Мезени. Воронина я. В Шестьденьгову Щелью попадаю. Парень свистнул от удивления: – Пешком?! – С сыном стряслось. – Подождите, с милицией каменской свяжемся. – Может, с мезенской бы? – подсказала Матюшиха, потому что её в Мезени лучше знали, в каменской милиции и вообще не знать могли, но было уже поздно, парень убежал, только брызги от захлопнувшейся двери. Матюшиху не тяготило, что сразу, как только вышла она замуж, люди имя её девичье словно забыли и с первого дня стали молодкой Матюшихой звать. Дру- гую, может, и обидело бы, а ее – нет. Потому что когда замуж шла за любимо- го да за милого – для того и шла, чтобы одной с ним душой, одному с ним богу молиться. Не только не тяготилась, а и рада даже была по-своему. Потому что воля женская, как понимала она волю, вовсе не для того бабам дана, чтобы где надо и не надо права свои показывать, и вовсе не для того, чтобы во всем свою линию гнуть, семью надвое разрывать... Сперва была молодка Матюшиха, потом просто Матюшиха, а теперь давно уже теткой Матюшихой именуют. Мезенские – те по фамилии, а дресвяне не забывают, для них все она – тетка. Да ведь ладно бы – Матвеиха, жена Матвея, так нет же, вывернулись дресвяне да так загнули, чтобы и ее характер в новом имени её был. Не от Матвея и даже не от Матьки, а от Матюхи! Матюшиха – Матюхина жена!.. ...Но что же её сын-то там?! Что там младший-то ее, Дмитрий-то Матвеевич, натворил-набедокурил? Сиди вот тут, жди... «И будь они неладны, кто рассадил-рассек район границами, саму Мезень и все Верховье и даже порт от моря отгородил! Топливны баки – от поселка, от ка- теров-моторов. Чуть не промеж домов! Супостаты лешовы! Невтерпеж от людей запереться, дак запирали бы уж весь район разом. Бывало, паспортов не давали, чтобы из Крутой Дресвы, из колхоза не убежали, а теперь пропусков не дают, чтобы и думать о Дресве забыли: ходишь-ходишь за пропуском, кланяешься-кланяешься, да и плюнешь! Да ещё и дивятся, что люди недовольны. А секани-ко тебя пополам, как район секанули, – не думашь, что кровь пойдет? Но как же я сегодня-то не по- думала? ВЩелью-то не отказали бы – жило место, есть кому вызов дать оттуда». Из Каменки милиционер сам на машине приехал. Пока от машины до будки добежал – мокрехонек. «Знакомый будто, – подумала Матюшиха. – Да кто и не знаком-то ноне – ря- дом с аэродромом живем». Вошел. Еще дверь не закрыл, а уж рот открыл: – Что с Митей? «И вправду вроде знакомый, – подумала Матюшиха и содрогнулась внутрен- не от вопроса. – Спросил бы чего полегче!» Ответила: – Человека застрелил. Милиционер был молодой, может, с Митьку, а может, и моложе, пожалуй, что моложе. «Так и есть, – признала наконец Матюшиха. – Как не в вечерню школу вместе они ходили дак?» – Уж в такую деревню его занесло! – воскликнул милиционер огорченно и озабоченно. – Недаром сердце-то у председателя... Отчего пешком? – На самолеты в таку погоду худа надея. – Но бывал ли за последние десять лет хоть один человек пешком в Шесть- деньгову Щелью? Ведь и примет от троп не осталось! – Здесь только, первы десять верст мне незнакомы, а дале – тридцать до Ку- лоя – бывала, попаду. А за Кулоем по берегу – нехитро дело. – Дай карандаш! – попросил милиционер хозяина сараюшки и тут же что-то написал на бумажке и записку в карман себе сунул. Потом – к Матюшихе: – Пой- демте, пожалуйста! И открыл дверь: – К машине. Сколько можно, проедем! Машина – «козел», переваливаясь по песчаной, все ещё почти сухой доро- ге, сперва среди сосен, потом через полуопустевшую Морозилку, смогла проехать километра три. Милиционер достал из кармана записку, сунул шоферу: «Пере- дашь». Накинул черный плащ с капюшоном, сказал: – Выходим! Он не знал её отчества, а назвать Матюшихой – привычки такой не было. И мамашей – как-то было не к месту сегодня. Мать с трудом перебралась через откинутое вперед кресло, посмотрела на небо, подставив лицо дождю, и обернулась к милиционеру: – Спасибо, добрый человек... – Пожалуйста! – крикнул шофер. – Я – с вами! – сказал милиционер, завязывая под подбородком шнурки от капюшона. – Да что ты! – благодарно дрогнуло в груди у Матюшихи. – Дойду! – Дело... У меня там дело! Да и хаживал я. И подальше Шестьденьговой Ще- льи – до Койды и до Ручьев. Ручьевской я!.. Дождь сменился штормом. Кошенину, лежавшую на Новинке, сгребло повальной волной, перемешало с мусором, разметало по кошкам: шторм налетел настоящий. Говорят, шторма по утопленнику плачут, над утопленником играют, пока не найдут люди сердешного да земле не предадут. А тут – по Типину голову завыл. Впрочем, может, и не по Типину. Может, и вправду чьи кудерышки песком замы- вает-заполаскивает... Милиция прилетела только на третий день. А мать с каменским милиционером вовсе не добрались: дошли до речки, где раньше перевоз был, кричали, кричали... А деревня стоит на том берегу черная, и хоть не совсем ещё она пустая, но досыпают свой век старики во спокое – ни-