Маслов, В. С. Собрание сочинений. В 4 т. Т. 1 / Виталий Маслов ; [сост. В. У. Маслова ; ред. Н. Г. Емельянова]. - Мурманск : Дроздов-на-Мурмане, 2016. - 527 с. : ил., портр.

288 289 Виталий Маслов Круговая порука – Не тяни! – Обманула баб, схитрила да увернуласе прислоном на Коргу. Там по уго- рышку – малинницёк. Густой и самой, может, на всей земли крайной – дале одно морё. И густ – пролазу нету. Хоть со стакашик, думаю, наберу. Митька помнил этот малинник. – Ишо не добежала – така душина! Откуль? Хуже, чем в нужнике. Что за лешак такой? Перекрестиласе, штаны пошшупала – у самой-то ладно ле уж? К ягодному-то месту в малинницьке подбираюсе – сломить жалко и раздвинуть неможно, столь переплелосе... Наконец и Герман не выдержал: – Ну что?! Фокична замолчала. Глаза опустила. Сдерживая обиду на Германову гру- бость, сказала: – А то! Вся середка выломана да вытоптана! И вдруг всхлипнула: – Последнё-т малинницёк угроблён... Митьке, конечно, жаль было малинника крайнего, но того ли он сейчас от Фо- кичны ждал! Выскочил на Заречье, руки в брюки: – Ну и что? И от того, что услышал, пятна по щекам пошли. – Ну и то! Ну и то! – ещё более обиделась Фокична. Швырнула вдруг корзину пустую в карбас, пошла на Митьку, кулаком у груди своей тряся. – И то! И вас, го- лубциков-субциков, касаитце, касатиков! Вытоптана! Вытоптана вся серёдка! Да рыбой-горбушей завалёна! От ей-то, от горбуши, и душина! Да не только гниль, а и свежинька сверху! Спите, а они валят добро в кусьё да поглядывают оттуль, как вы тут цяи распиваите! Как на ладошецьки! – Ну и на том! – в тон Фокичне крикнул Митька. – Ну и на том спасибо! Герман! Выскакивай! Нет! Давай бинокль. Мазь схвати, а то съедят, прокляты! И чеши по Заречью к Корге. И в заплестке меж Коргой и рекой ложись! Если не позову – до самой малой лежи! А я – кругом к морю выскочу и буду к тебе подвигаться! Ух!.. ЗубыМитька сцепил, а в груди – безотчетное бешенство поднимается, и серд- це, что гиря двухпудовая, колотит и давит: – Горбуша им – уже и не рыба! Фокисьня, не сердись! Пей чай и – в лес! Пря- мо через Заречье – в прислон. Черники побери! – Кака черница тепере? Да и сыро! – Обиды у Анисьи как не бывало. – Все равно – иди! Увидишь гада – реви благим матом! Услышим! И уж не удерет, поплатится за твой малинник! На болоте сейчас людно, если будет уди- рать, то лесом. Жди в прислоне! И побежал Митька по кочкам. – Погоди! – крикнул Герман. – А мазь?! Митька не обернулся. Побежал местами знакомыми, но лесом по-за Лебяжь- им озером умахать пришлось подальше, чем предполагал: бабам, у озера ягоды бравшим, не хотел показываться. Пока не прыгнул наконец в траншею с обвалив- шимися окопами, которая и вывела его незаметно к морю, к небольшой ляге, про- рытой болотной водой в обрыве. Приливу подниматься ещё с полметра. Штиль. Бледно-матовое море – белесое в белесой дымке – совершенно бесшумно. И даже той легкой ряби, которая появляется порой от стремительного движения воды на берег, сейчас не было. Вылез из траншеи вправо, лег в ёрах над обрывом, навел бинокль по глазам. На незатопленной ещё полоске следов нету. Внимательно, кустик за кустиком, край обрыва просмотрел. И тут вроде ничего. А время – к зорьке, вода сполнится в восемь. Комары, не досаждавшие пока бежал, на лежачего что волки набросились. Чайки ниже обрыва летают. То на пе- сок сядут, то на воду, обещают и шторм и штиль сразу. Митька отбивался от комаров и глядел, не опуская бинокля с кустиков над обрывом, в сторону Корги, потому что ясно было – не за три же километра рыбу носили, чтобы в малинник кинуть. И с тревогой соображал: «Скоро темнеть нач- нет. Если до темени не покажется, то зря комаров кормлю». Аи вправду синева вечерняя подкрадываться стала. Море же, когда его ждешь, не торопится: вода хотя и запала наконец, но уходит с берега медленно-медленно... И вдруг будто бы что-то на обрыве, под самым корговским леском, блесну- ло. Впился в бинокль, про комаров забыл, и руки от долгого напряжения затекли. И еще раз блеснуло! Окуляры! Лежит кто-то вот так же в ёрах... Бинокль в Митькину сторону вдоль берега глядел долго... Солнце, выглянувшее из туч, перед тем как в море утонуть, браконьера выда- ло. Если б не солнце – ни в жизнь бы в такой дали не разгляделМитька чужие стек­ лышки. «На солнце любуется! – с досадой подумал он, пытаясь сообразить, что же дальше-то делать. – Но куда следы-то его с песка под горой делись? Не по воздуху же к сетке летал! А что, если не после каждой воды проверяет, а только после ве- черней, чтобы носить потемни? Поставлено голоменно? А вдруг горбуша-то голо менно и идет? Рыба новая, повадки свои». И ещё вопрос: «Если рыбу выбрасывать, то зачем на берег её таскать?» И опять ответ: «Кинь окол сеток, в заплесток вынесет, найдет кто, заинтересуется». «Но что сейчас-то делать? А ежли он до ночи не пойдет к сетке? Ночью же и не такого ушлого не возьмешь». Осторожно, чтобы и веточкой не шелохнуть, сполз Митька обратно в тран- шею ногами вперед и – к лесу, и старым путем до прислона. И лишь в прислоне побежал к Корге, не пригибаясь. А на Коргу, чтобы с этой стороны на браконьера взглянуть, поднимался снова настороженно. Придвигаясь к опушке корговско- го леса изнутри его, надо было стать трижды внимательным, ведь заря вечерняя со своим блеском на стеклах теперь против Митьки. Отдышался, стер пот с лица... Двинулся вдоль опушки, вглядываясь в густые, окаймлявшие лес ёрники. Идти было легко – в лесу бабы ягоды собирали, выброжено, а вот в ёрники, темно­ зеленые, колючие из-за множества сухих веток, сунься – ноги обдерешь. И все-таки в десятке шагов от обрыва – настоящая торная тропа на болото через ёры убегала. Старая тропа, по весне знакомая. Но от нее кто-то недавно к обрыву сворачивал (листья тронуты, светлее, чем рядом). А это уже кое-что зна- чило, просто так в колючки человек не полезет. К обрыву приблизился Митька. Осторожно, чтоб, не дай бог, песок под гору не посыпался. Вгляделся в то место обрыва, в которое светло-зеленая полоска в ёрниках упиралась... Да, лежка тут была, но не свежая: бумагу, уроненную вниз, успело песком присыпать, дождем прибило. Вернулся к тропе. Еще раз внимательно в нее вгляделся. И метрах