Маслов, В. С. Собрание сочинений. В 4 т. Т. 1 / Виталий Маслов ; [сост. В. У. Маслова ; ред. Н. Г. Емельянова]. - Мурманск : Дроздов-на-Мурмане, 2016. - 527 с. : ил., портр.

276 277 Виталий Маслов Круговая порука Заинтересованность у Германа стала пропадать: понял, что когда-то случилось что-то, во что его не посвящали. И снова стал непроницаем. Спросил зло, сухо: – А что так принципиально с тем, с Христосиком голубоглазым? Сперва запе- ленал, а потом – полюбовно? Митька горько усмехнулся: «Уже знают!» Ответил: – Выходит, не революционер... И вдруг крикнул: – Наказанье, которое ему по суду бы дали, – разве это для него – наказанье?! У Германа резко большой глаз сузился, и веко, растянувшись на громадном яблоке, посинело и задрожало. Говорить Митька больше не хотел, сбил настроение Герман своим вопросом. Не дожидаясь, когда Герман ещё что-то выпалит, сказал коротко, почти торопли- во, разговор заканчивая: – Что меня просили вам передать, я передал. А дальше – сами с усами: свои у вас глаза, свои уши, своя голова. И, черт возьми, река тоже ваша! 38 А утром, часа в три, под избой к берегу карбас приткнулся. Было полводы прибылой. За десять дней после того, как Митька братана Валю Воронина пой- мал, полная вода на пять часов опоздала, совсем наутро ушла. Впрочем, и утро сдвинулось, охохо насколько! Много ли, кажется, – всего-то десять дней, но уж коль на ту сторону, под гору лето перевалило да покатилось... Три часа, а утро ещё и глаза как следует не про- драло: туман и на Заречье под лесом, и по Новинке – серыми рваными лентами, губа Мезенская не просматривается. Никто из избы не вышел поглядеть, что за карбас: народ уставший, сон утром крепок, да и мало ли бродит моторок, чтобы на каждую внимание обращать. ИМитька тоже лежал, хотя и слышал сквозь сон, как мотор глушили. Но вот Горя, обитавший последние дни в балагане со школьниками (как был сразу по приезде балаган рядом с избой поставлен, так и стоял), заглянул в избу и, пройдя на цы- почках к топчану, тронул Митьку за ногу. Митька тихонько соскользнул с топчана и вышел. По няше, тяжело вытаскивая длинные сапоги, поднимался Фокин. Подни- мался, под ноги глядя. Поздоровался тихо: – Здравствуйте. Не будите никого. Приведи, Горя, коли уж не спишь, коня. Присел молча у стола пустого, подперши рукой голову и глядя в холодное огнище. Горя верхом подлетел, повод подал. Фокин не вскочил на коня, как обычно, а подвел его к скамейке, на которой до этого сидел, и по-девчоночьи сперва влез на скамью, причем сперва коленками на нее встал, а потом уж поднялся, держась за коня и за стол, и вяло вскарабкался на вершну. Поехал вдоль Перемоя до Шара, там – влево свернул, но конь про- седать начал, пришлось возвратиться к избе. Потом вдоль реки до моря доехал. А больше никуда не сунься: дожди свое сделали, Новинка раскисать стала. Харьеза, услышав топот, тоже вышла. Кивнула на огнище: – Чайник хошь бы повесили! Вернувшись от моря, Фокин спустился с коня, Горя повод подхватил. Сказал Харьезе председатель: – Хорошо вы сейгод хватанули. Спасибо тебе. Кошенина подсохнет, зароды ставьте, и нет ли смысла на Заречье покосить? Под Коргой. Там посуше и работать легче, хотя, конечно, траву со здешней не сравнишь. Впрочем, сама решай. Да... Не забыть чтобы... Дмитрия на днях заберу, пусть в Мезени поробит. У Митьки под сердцем захолонуло, но смолчал. – Чео так? – спросила Харьеза. – Если не справитесь без него, приеду сам пометать на денек. А он пусть в мезенских лугах в мехотряде поработает, присмотрится. Сперва без практики не один год мужики мучались, а сейчас – не нахвалятся. Скоро, при нынешнем-то повороте к Нечерноземью, – скоро будет и у нас техника. Надо готовиться. Зво- нят – пресс-подборщик пришёл для нас. Митька понял так, что поскольку он перестал быть инспектором, то и делать ему на Новинке больше нечего. Сказал глухо: – Я в море хочу. – Помню, – ответил председатель. – Хорошо. И не поняли никто – ни Митька, ни Харьеза, ни Горя, ни Герман (растолкал­ таки и его Горя!), – согласился председатель отпустить Митьку в море или не согласился. – Хорошо, – повторил председатель. – На зиму. Поди-ко, Горя, сюда. Горя подбежал с готовностью, хотя озадачен был серьезностью председателя. Фокин достал из грудного кармана и подал Горе билет – точно такой же, какой был недавно у Митьки: – Я знаю, помощник ты мой, что недорос ты немножко. Это ничего, дорас- тешь. Хуже, когда перерастают и падают... Полог у балагана давно уж был поднят, и головы, теснясь, поворачивались вслед за каждым движением председателя. Некоторые из школьников были и постарше Гори. Но председатель сегодня их вроде не видел. – Когда Германа время подойдет, дадим билет и ему. Пока пусть тебе помогает. Наконец поглядел и на тех, чьи головы из балагана торчали: – Собрать бы, ребята, вас да потолковать по душам. Но вот недосуг все! Да- вайте договоримся: после сенокоса, после пожен. А сейчас – ехать мне. И еще, Харьеза. Не сегодня-завтра приедут сюда, к Корге, двое, от бригады семужников, с переметами. Сами рыбаки предложили. Примите их. Им самим варить не надо будет, а вы – с ухой со свежей, и все законно. Если, конечно, рыба не откажет. И карбас будет за рыбой бегать – каждую воду попутье вам. И до свиданья. Председатель спустился к карбасу – няши стало меньше, подтопило, пока на Новинке был. Ополоскал якорь, уложил в носу, оттолкнулся и на стартер топ- нул. Так и не оглянулся. 39 В деревнях поморских, не во всех, а в некоторых, до последнего времени, как отзвук старой рисковой жизни, сохранялся закон неписаный: пока отец, дед живы, имен их ни сыновьям, ни внукам не давать. Считалось (а кое-кто и сейчас верит), что два одинаковых имени в роду не уживутся, что в итоге все равно одно оста- нется. Поэтому, к примеру, в Крутой Дресве Степаны Степановичи, Сергеи Сер- геевичи никогда рядовыми именами-отчествами не бывали: печальная это судь- ба – носить отцовское имя. Для этого малый Иван от большого Ивана должен был в материнской утробе остаться, родиться сиротой.