Маслов, В. С. Собрание сочинений. В 4 т. Т. 1 / Виталий Маслов ; [сост. В. У. Маслова ; ред. Н. Г. Емельянова]. - Мурманск : Дроздов-на-Мурмане, 2016. - 527 с. : ил., портр.

26 27 Виталий Маслов Зырянова бумага – Написал уж про то, – тихо говорит Федька, глядя на могучую, стянутую на сторону Зырянову шею, и отодвигается. – Зря! – отрезал Зырян. – Один разговор. Людям добро посылают: рубахи, материю, сапоги. Ульяна тюлевы занавески получила. С гербом! А мой отвалил отцу пол-ящика бумаги, как писарю какому, да пол-ящика мыла наклал! Жили без мыла и ещё проживем – вша не съест! Махры бы лучше положил! Малыши жмутся от Зырянова крика и удивленно смотрят, как при каждом слове вскидывает Зырян руку и недовольно дергает головой. Говорят, он бьет Зы- ряниху, и ребята в деревне побаиваются его. – Полно тебе, Зырян, – вздыхает мать. – Благодари бога, что живой твой парень. Она отодвигает прялку, берет дочку на колени, гладит её белые спутанные волосы. – Да-да, живой, – коротко соглашается Зырян и тычет Федьку в бок. – При- ходи завтра! Дам настоящей бумаги для твоих писем. На другой день, едва дождавшись конца уроков, Федька бежит за бумагой. Зырянов дом – на самом заднем порядке, возле него вбегает в деревню дорога. Ни- когда раньше Федька в том доме не бывал и потому, оказавшись в темных сенях, долго не может нашарить дверную ручку. Наконец входит в избу, останавливается у порога, позади ушата, из которого длинными бурыми стеблями торчит запарен- ное сено. Зыряниха собирает на стол. Зырян, сидя к двери спиной, плетет сеть. Рука с вязальной иглой взлетает над головой, как всегда, резко и недовольно. – Пришел? – говорит он, не оборачиваясь и не отрываясь от дела. – Дай ему, женка, полдесятка листков! Зыряниха молча – лишь шаркают короткие, без голенищ, валенки – идет в горницу и, возвратившись, подает Федьке бумагу. Какая бумага! Федька держит её в руках и не знает, что делать. Ведь ни пе- регнуть, ни свернуть трубкой её просто немыслимо: гладкая и тонкая, изнутри ка- кие-то знаки просвечивают – такой бумаги Федька ещё не видал. – Уж теперь-то письмо дойдет! – говорит он робко и восхищенно и поворачи- вается к выходу. Но тут Зырян бросает на лавку иглу и, догоняя Федьку, забирает бумагу. – Наша Манашина котят вывалила – чтоб ей треснуть! – кричит он. – Сне- сешь их к мостику, зароешь в снег, после бумагу получишь! Он выбрасывает в сени тощую большеголовую Манашину, загибает Федьки- ну малицу, высыпает в подол котят из корзины и подталкивает Федьку к двери. ...Федька растерянно стоит у Зырянова крыльца, потом, опустив голову, бре- дет прочь от деревни. Похолодало на улице... Вот и поленницы Зыряновы позади. Федька прикрывает подол, чтобы не очень на котят дуло, прибавляет шагу. К горлу подкатывается комок. Жалко Федьке и котят, которые шевелятся в подоле, сбившись от холода в черный клу- бок, и кошку Манашину, у которой котят отняли, и самого себя, потому что страш- но долго нету отцовских писем... Он пытается проглотить комок и не может. Не глядя в подол, переходит на бег, но вдруг, когда из-за поваленной изгороди уже показались сломанные пе- рила мостика, поворачивает к деревне. Теперь он идет медленно, нерешительно. С каждым шагом уменьшается надежда на то, что отец получит когда-нибудь его письмо, что когда-нибудь придет ответ... Навстречу, поджимая лапы, бежит Манашина. – Ты, ты во всем виновата! – шепчет Федька. – Не было бы котят – и не при- шлось бы мне... Он не договаривает, наклоняется, хватает заиндевелую картофелину конско- го навоза, швыряет в кошку, гонится за ней, пока та не скрывается в поленницах. «Все равно, – думает он, жмурясь от наста, огнем заполыхавшего под едва по- казавшимся солнцем, и снова поворачивая к мостику, – всё равно их закапывают или топят. А я боюсь чего?! Люди с голоду мрут, а я кошек жалею. Ведь закапывал я своих в прошлом году?.. Закапывал же!» Сразу за мостикомФедька отпускает подол. На снег сыплются темные живые шарики. Сначала они слепо тычутся друг в друга, потом, чуть слышно пописки- вая, ползут в разные стороны. Федька отходит от них и пытается пробить ногой наст. Края наста так остры, что ноге больно сквозь пим. И Федька будто обрадовался этой боли, смотрит под ноги и бьет, бьет по насту, бьет зло, не оглядывается. – Закапывал же своих, закапывал, – уговаривает он себя, – закапывал! Вот и лунка готова. Он поднимает голову и видит, что один из котят подполз по навесу к самому краю обрыва. – Куда?! Упадешь же! – испуганно кричит Федька, бросается к котенку, хва- тает его, но в этот миг навес тяжело ухает, оседает и катится вместе с Федькой по крутому склону. Когда облако снежной пыли рассеивается, Федька освобождает руки, расчи- щает глаза, откапывается до пояса, ложится на живот и, отталкиваясь, катится ещё дальше вниз, на самое дно оврага, покрытое темной чешуйчатой наледью. Здесь он отряхивает котенка, прячет его в рукав и долго ищет склон поположе. Нако- нец, вот он – без навеса сверху, с головками метляка над снежной коркой. Федь- ка карабкается на болото, идет к лунке, высовывает из малицы руку с котенком. Но тот, чуя тепло, тянется обратно к рукаву, касается ладони мордочкой, влажной и холодной. Федька глядит на котенка, глядит долго и жалостливо, и вдруг горь- кие слезы обиды – непонятно на кого и непонятно за что – текут по его щекам. Он снимает с головы шапку, загибает подол и накрывает шапкой опущенного в подол котенка. – Ну и пусть, пусть! – размазывая рукавом слезы, сквозь зубы говорит он. – Пусть! Закапывал я, закапывал! Дак надо было! Дак некому больше было... Дак это же так... – И вдруг обрадованно громко кричит: – Да! Так, а не за вы- году! Он быстро собирает остальных котят и бежит прочь от налившегося тем- нотой оврага. Впереди, внизу, течет, скрывая море, порозовевший туман, а чуть приподнятые над ним, оплавленные закатным небом деревенские дома кажутся неровными зубьями поперечной пилы. Зырян и Зыряниха кончают обедать. – Закопал? – спрашивает Зырян из-под божницы. Не ответив, Федька идет к столу, встает на цыпочки и высыпает котят из по- дола на столешницу, к деревянным ложкам и медной солонке. – Не надо мне вашей бумаги, – твердо говорит он, не глядя на хозяев, и нето- ропливо идет к двери.