Маслов, В. С. Собрание сочинений. В 4 т. Т. 1 / Виталий Маслов ; [сост. В. У. Маслова ; ред. Н. Г. Емельянова]. - Мурманск : Дроздов-на-Мурмане, 2016. - 527 с. : ил., портр.

232 233 Виталий Маслов Круговая порука скай сотня всего и прибыли, но и сотня – сюда! А то и в городе хотят ухватить, и в деревне не упустить... И рыбку съесть, и это самое... Ладно – дресвянские ста- рики, которых силой из деревни выживали. А эти ж – сами удирали! – Каково последни-то там у вас живут? – Ничего. В феврале ларек увезли, взамен оставили постановленье горсо- вета: «Будем ежемесячно привозить необходимое». И за пять месяцев – ни разу. Дошло: ни мыла, ни масла. А насчет тех, кто сам удрал, верно даве сказали: не будь семги – и к матери не покажутся. Так пускать ли их на колхозну морош- ку, если это – в убыток? Неужто вы думаете, что чем-то сродни вам эти, которые вокруг ошиваются, которым глушить, травить, ловить – все равно? Неужто вам не жалко сегодняшней рыбины великой?! Она ж в вашу реку шла! Ваша она! Жизнь ваша! Митька сел, в полумраке глаза блестят. Повернул руку ладонью кверху, вытя- нул к бабам, пальцы небыстро в кулак сжимая: – Вам, может, и не жалко. Вас под дых не стукало... А я бы за эту рыбину!.. Меня аж трясет... Лег. А погодя минуту тихонько, почти шепотом, но таким, как будто надоело ему все это, снова заговорил: – На ваш-то век, может, и хватит... Ну а если и Горька, и Герман, и Анисьи Фокичны дочерь до детей здесь доживем? А неужели из ребят, которые в балагане, никто не захочет дома на всю жизнь? – От беда-то! – вздохнула Харьеза. – Да ты пошто эдак-то? Пошто ты столь все близко к сердцу-то? Что ты, парничок... – Ничего, – все так же тихо, но и с усмешкой ответил Митька. – Мне проще. Я, вишь, тут – чужой... Сторонний. – Какой же ты теперь чужой... – Всех приезжих в кучу хочешь, без разбору, – ещё одна баба тихо в разговор встряла. – Трое сыновей у меня и то разные. Как ни уехали, а все кем-то стали, все – люди... – Сортировать, значит? Да, в люди выбилось немало... Может, им за это па- мятники здесь поставить? А с какой стати? Чем они Мезени помогли? Недавно следопыты ещё одну здешнюю звезду где-то в Москве разыскали, на разважней- шем мединституте или даже на академии золотая доска ему повешена. Вели- кий! Но вот ты сама сказывала, как поехала в больницу, в пятидесятых годах... И не приняли, потому что колхозница, без справки. Было? – О-хо-хо... Что было – то было. Слава богу, быльем поросло, чего ворошить... – То и ворошить... Он, медицина, в силе, в славе был, а двинул пальцем, чтобы хоть что-то тут изменить? Хотя бы только в Мезени? Ведь чуть не все халаты под ним ходили! То-то и оно! Что ему – Мезень? Что – мать?! Да небось и в бумагах писал: не из Мезени, а архангелогородец! А может, бабы, потому такие и прыгают высоко, что ни о чем у них не болит – ни о матери, ни о родине, будто все это, как прах, с ног стряхнуто?.. Сейгод весной тетка моя к такому большому человеку в Архангельске пришла – в приемную исполкома: разрешенья ей в Крутую Дресву ехать никто дать не хочет, везде одно: «Предоставь вызов от родственников из де- ревни, тогда пустим!» – «Отвечаю всем, – говорит тетка, – что у меня там два сына схоронены да мать... Может, и пришлют они вызов, да ведь не поторопишь, не по- стучишь к нем, не попросишься: отворите, родные! Кто даст вызов, если никого в деревне-то нету?» Митька замолчал. Долго молчал. И все в избе молчали. Потом другим голосом: – Прихожу, говорит, двадцать девятого мая в исполком, в приемную, а там – батюшка ты мой! – приемной-то земляк командует, да откуль – из Заозерья. Этот- то уж поймет! Хорошо, когда земляки в больших чинах ходят. «Вот, – доклады- вает земляку тетка, – писала в Мезень, отказали, не пускают. Потом сюда к вам написала. А без разрешения – оштрафовали прошло лето на пятнадцать рублей. Из тридцати-то из пенсии». – «Помню, – отвечает земляк, – ваше заявление. Пе- реслано в Мезенский горисполком. Не ясны причины, зачем надо ездить взад-пе- ред. Покончили с деревней, значит, нечего ездить взад-перед... В Мезени разбе- рутся, выяснят, достаточно ли причин». – «Да ведь у меня там могилы!» – говорит тетка. «Ы-ы! – посмотрел как на глупую. – Могилы!.. У меня тоже – могилы, а я не был сорок лет и не очень спешу». Дак не поименовать ли нам улицу в честь этого земляка великого?.. – Выходит, как в больнице на меня... так и теперь... – Что вы! Теперь не принять в больницу кто посмеет! А вот на могилы допу- скать – такого закона, наверно, нету. – А людей-то, выходит, уважать... – Уваженье, говоришь?.. А нать сказать – изгиленье! – Я этого не говорил. Просто думаю: кто в великие выходит... Да, надо их ува- жать, надо семгой кормить! И громче – развеселился вроде Митька: – Надо! Надо, бабы! Ну-ко, Горя, выпусти! Пойду о них заботиться! Вода-то ещё не полнится? – Сосни ты часок-от! Как тепере-то старух ваших снабжают? – Да ничего... Привезли на выборы. – Слава богу. – Да, конечно. 29 Меж двух полных вод не ровно полсуток, а немножко, на четверть часа, по- больше. Если дневная полная была в двенадцать ровно, значит, ночью жди её в четверть первого. Но уж коль Митька по-серьезному решил сходить покарау- лить, надо было загодя, хотя бы за полчаса до полной, залечь где-то. Где? Мить- ка не сразу решил. Но в любом случае пора было собираться. Сердце вроде бы не подымалось на этот ночной поход, но Митька успокоил сябя: «Там вздремну. От полной и пока сетки выпадут». Солнце вечернее нашло щелки около двери и прошило избу насквозь дву- мя-тремя золотыми нитками. А когда Митька распахнул дверь и, согнувшись, чтобы не стукнуться о притолоку, повернулся сказать: «Перевези, Горя, за Пере- мой!», солнце высветило его всего – хоть и не прямо в глаза бабам свет, а смотреть из избы больно, Митька весь в свете: голова наклонена, нос слегка крючковат и над губой нависает, плечи широкие, чуть сутулые, в полуразворот. Солнце стояло над Устьевой Коргой, вернее – опиралось на нее, уже нависая одним краем над пологим спуском, а корговские ели на его диске были столь чет- ко видны – каждая веточка будто вырисована, черным по золоту. Двигалось солн- це быстро, заметно для глаза, от одной ели за другую. Казалось, ещё чуть-чуть – и покатится оно на низкую Новинку и на губу на Мезенскую. Но нет, нижний его