Маслов, В. С. Собрание сочинений. В 4 т. Т. 1 / Виталий Маслов ; [сост. В. У. Маслова ; ред. Н. Г. Емельянова]. - Мурманск : Дроздов-на-Мурмане, 2016. - 527 с. : ил., портр.

196 197 Виталий Маслов Круговая порука Пожалел Митька, что мать не взял, просилась. Если б знал, что эти соберутся... Пожилые крутодресвянские бабы при всех Митькиных старых и новых гре- хах («Вот, мол, ваши-то крутодресвянские Митьки что выделывают!»), несмо- тря на все из-за Митьки пересуды, по-своему очень хорошо относились к нему и, безусловно, добра ему желали. А может, даже вообще лучше, чем к кому дру- гому относились. За его преданность Крутой Дресве? И говорили при Митьке в открытую, зная, что при нём можно что угодно ляпнуть, – всё равно дальше его ушей никогда не уйдёт. Слово за слово, и как всегда: – Ну дак скоро ле, Митя, свадьбу-то твою играть будем? – А что? Невесты без меня в Мезени плачут? – Экой ты! Бабы, все трое, – не из тех, кто в жизни дальше своей деревни не бывал. Все они десятки лет по путинам хлопались – и на навагу в Канин, и на ледоколы на зверобойку, и на селедку весной. А то и на семгу летом, хотя на семгу – реже, разве только старшая, Павла Кузьминична, пять навигаций спину в гребях рва- ла: на пожне работать не могла, ноги простуженные худо ходили. Говорили, что у одной её ноги четыре пальца отморожены, совсем отпали, а сами ноги так порой распухали – бахилы резать впору. Но в плечах у Кузьминичны, хотя лет ей сейчас под семьдесят, до сих пор могутность проглядывается мужская. Другие бабы, Кантидия и Устина, – помоложе, лишь недавно на пенсию вы- скочили, всё ещё нет-нет да и побегут доярок подменить. Кантидия – хотя один год, перед войной, но успела с мужем пожить, а Усте и этого счастья не откололось, со свадьбы муж на войну ушел. Митьку насчет женитьбы Кантидия подзудила. – Экой я! – подхватил её слова Митька. – И не сообразил! Может, сама ты крутануть решила, как на пенсию улизнула? А че? – Видала я вашего брата! Павла Кузьминична долго серьезно рассматривала и на пальцах растягивала сетки, придавленные якорями. У сапог, связанных в тюки по нескольку пар, что- то на подошвах выглядывала. Потом вроде успокоилась, погладила себя по фу- файке, будто за пазухой что-то нащупать хотела, и наконец задумчиво, ни на кого не глядя, опершись о борт, достала тяжелую хозяйственную сумку, вынула из сум- ки бутылку и Митьке протянула. И столь велика у Павлы рука – лишь горлышко из нее и видно. Так же тяжело, как вставала, села. Сказала: – Руку не вереди, не хлопай. Где-то штопор бывал... – Митя-то ведь не пьет теперь! Что ты, Кузьмовна! – с нарочитым укором громко сказала Кантидия. – Все говорят! Павла серьезно ответила: – И мы – не пьяницы. Где-то рядом с тобой, Катя, мешочек красный, го- рошком. С закуской. Не размяла, дак добудь! Насчет выпить у Митьки тоже мысль была, и бутылка давно карман жгла, но не предложишь же бабам пожилым – вдруг обидятся, мало ли что когда-то раба- тывали вместе: поболтать – одно, бутылку предложить – другое. Рассчитывал, как доедут до первой речки, как пойдет с трактористами переезд осматривать, тогда и пустит бутылку в дело. Выручила Павла Кузьминична, не надо терзаться, пока до той речки обоз дотащится. За рюмкой да разговорами и трактора быстрей идут... – Дак, говоришь, видала нашего брата? – О! Счет не возьмет! – весело откликнулась Кантидия. И замолчала. Си- дит – улыбка на лице, а глаза тоскливо мимо попутчиков смотрят. – Усте хоро- шо – упрекнуть её не за что, никому она, считай, не изменила, никому не сделала худо, кроме себя! А вот мне каково? У меня – муж был, расписанный! А тебе, Устя, нать было ещё раз выйти! Попробовать! Устина поперхнулась. Вместо неё Павла Кузьминична ответила: – Примета есть: если в этом деле один раз не повезло – и второй не повезёт. Не верила раньше, а в жизни так и получилось. Трижды я выходила, всё по-хо­ рошему, троих детей успела сосмекать, а за всю жизнь, если скласть, меньше двух годов довелось с мужиком спать. Первого – выслали, второго – вытурила за то, что над первым смеялся, третьего – в войну ухлопали. О-хо-хо... Первый-то – дело теперь прошло – прибегал из ссылки ко мне, только что это за любовь, на один-то день, от людей-то воровски... Будто старой сон на другой раз. Подняла Павла голову резко, посмотрела Митьке в глаза открыто и, качнув головой, твердо сказала: – А на людей не пообижусь. Видели, когда он прибегал, и даже говорили с ним, а никто никуда не заявил. А один-то даже из Архангельска вместях с мужем на пароходе ехал. Лицо у Павлы чистое и белое, до сих пор в мягких овалах нежность и красота проглядываются. Опустила она глаза и задумалась, и задумчивость у нее была ка­ кая-то светлая, видимо, все-таки есть у Павлы Кузьминичны о чем сладко вспом- нить. Потом вздохнула, и светлость потухла, грустью застарелой затянулась: – Клинья ко мне подбивали! Не корява была, не горбата. И так просили, и взамуж звали. Да отказала – и им, и себе. Не из-за того, что третий или второй мужья лучше подбивах были, а из-за самого моего первого. Баба, она всегда самого первого помнит, всю жизнь. Вы, мужики, должны знать это. – Не слушай, Митя. Я дак, может, помню первого, а может, и нет! – сказала Кантидия отчаянно. – Чего греха таить – столько у меня их перебывало! Плес- ни-ко, Митя, в стакашек-то, не жалей! У меня ведь тоже бутылка есть. Не бывала я в праведницах и не бывать! Столько перебывало, что, можно сказать, стена подле кровати из-за них из-за проклятых наружу вывалилась... И с усмешкой горькой: – А есть ле оно, счастье-то, бабы? Вобще-то есть ле оно? Ведь ни сколешень- ки я счастья-то от всего этого не видела! Век боялась, как бы непопробованных не упустить, если сами в руки идут, и вот – до пенсии дожила, а нету у меня в душе ни стены, ни сердцевины – не на что на старости лет опереться. Гнилье! Все – гниль!.. Хоть бы уж робенок... – Разве ты одна – одна-то осталась? – с укором Кантидии за её разговорчи- вость сказала Устина. – А кто не искал-то? Кто не искал опоры-то? Скажи, Митя, – схожи мы с Катей? – Характером? – спросил Митька, пряча растерянность. – Не-ет! Что – характер? Поведеньем! – Судьбой, – сказала Павла. – Судьбой. Все мы схожи судьбой. А поведеньем нет! Погляди, Митя, на матерь свою. Судьба та же, а и у распоследнего врага язык не повернется сказать что-то худое про нее. – Еще бы-то! – вроде бы возразила вяло Кантидия. – Дети были! – И с робятами на руках – по-всякому живут! Мати егова – что икона. Хмура, сурова, зато духом крепка.