Маслов, В. С. Собрание сочинений. В 4 т. Т. 1 / Виталий Маслов ; [сост. В. У. Маслова ; ред. Н. Г. Емельянова]. - Мурманск : Дроздов-на-Мурмане, 2016. - 527 с. : ил., портр.

176 177 Виталий Маслов Круговая порука – А! Прилетел из армии, говорю: «На, бригадир, меня – техника!» Взял. Я хочу строиться – не разрешают. «Не перспективно Заозерье!» – говорят. Так что насчет невесты... Только дайте сперва в море сходить, пресной жизни попробовать! – Соленой, может быть? – улыбаясь, поднял брови Фокин. – Соленой – это кому на берегу пресно! Председателю заозерец понравился. Усадил их Фокин на скамью под графи- ками, стал разглядывать – молча, задумчиво. Дождался, пока новая обстановка настроит ребят на серьезный лад, сказал: – Если и дальше всё пошло бы вот так... Опять помолчал. И вдруг прикусил толстую губу, и лицо его дрогнуло, посе- рело от напряжения, – дрожь председатель унимал. – Вы для меня... счастья кусок... Да столь тот кусок велик да желанный – по- давиться боюсь... Встал у окна, ссутулившись, от них отвернувшись. – Удержали мы здесь жизнь... Но... Столько лет ждал, чтоб жизнь не просто не уходила... Чтоб на прибылую пошла... Так неужели?.. Вы должны понять ме­ ня... Когда было решено Щелью к дальним соседям подсоединить и тем покон- чить со Щельей – меня слушать никто не хотел. Поблагодарили заранее, когда сюда направляли: «У тебя – опыт. Ты из Крутой Дресвы!» Куда только и не кидал- ся я: «Выслушайте!» Хуже, чем в стену... В пустоту! Везде одно: «Соединяйтесь, а там видно будет!» Полетели мы, здешние представители, на объединительное собрание... Полетели! Полсотни верст бездорожья!.. Приговоренные. Известно было, что я против объединения, и представителей из Мезени на собрание пона- ехало больше, чем шестьденьговцев... И вдруг – первым! – требует слова тамош- ний учитель. Давали слово – думали, что «ура!» крикнет, а он как начал! Против соединения... Открыто против! Это он-то – старый коммунист, и войну прошел. «Подумайте, – говорит, – шестьденьговцы! Если жизни для своей Щельи хоти- те – подумайте. В наших условиях соединенье – гибель для вас. Сольетесь – и все! Неужели не видите, что мероприятие – идиотское, проводится из-за нежелания работать и думать?! Вместо того чтобы разобраться, отчего у меня пальцы плохо работают, вместо того чтобы разогнуть мне пальцы да вылечить, они хотят мне руку отрубить! Но что в конце-то концов от живого-то нашего организма, от рай- она останется? Труп!» Фокин отвернулся от окна, сел на свое место. Был он спокоен, ни на кого и ни за что не озлобленный. – Инструктор райкома, Быкин, – он и сейчас инструктор – как вскочит из- за стола, учителю не дал договорить: «Вы! Учитель! Как вы можете не понимать законов политэкономии?!» А учитель: «Это ещё вопрос – кто из нас не понимает!» И я дважды слово брал, учителя поддерживал, но кому это интересно? На том стихла ругань, и всё пошло, как задумано: повыступали, кому записано выступать, и к голосованью дело. «Кончено! – думаю. – Покатится Шестьденьгова Щелья по дресвянской дорожке, и поминай как звали!» Но тут встает Паша Нечаев – нашему Евлампию отец. И такую кашу заварил! Конечно, обидней в душу шесть- деньговцев плюнуть, чем он плюнул, невозможно. Но, честное слово, это он своим выступлением нас выручил. «На черта, – кричит, – нам этаЩелья?! Только зовет- ся, что Шестьденьгова! Нищета! На шею нахлебники! Не успеем поворотиться – все сюда выедут. Не слепы живём, везде так: едва соединятся – и начинают ендать! А здесь – что с има делать? Наших в море, а их куда? У нас тральщик, далёко плаваньё, а они – век подле бережка! На что нам таки моряки? Не нать! Не нать нам нахлебников! Если приспичило, пускай сама Мезень к себе и приписывает, у ней шея толще и голова выше. А нам – самим дай бог удержаться...» Интересно пошло собрание: никто больше не выступает, все вроде согласны слить колхозы, а как до голосованья дойдет – не подымают рук, хоть ты их убей!.. С тем мы и во- ротились... А время-то стало в нашу пользу меняться. Цены закупочные повыси- лись, государство стало на себя бремя перекладывать... С другой стороны, от деревень, которые с совхозом сливались, стали суда отпадать. Директор-то совхоза на твердой ставке. Неважно, только сельское хозяйство на нём или ещё и траулеров полдесятка. И решение правительства подоспело: дозволить покупку промыслового флота в кредит! Мы и отхватили судно. Не новое, но зато за полцены! И стали дело иметь больше с Архангель- ским рыбакколхозсоюзом, чем с Мезенью... Теперь за жизнь мы держимся вро- де прочно. А вот люди, по разным причинам, всё ещё – от нас... Поняли, почему я вам рад? Вздохнул: – О чем у Дмитрия душа болит, я приблизительно знаю. Ну а у тебя, заозе- рец? Не случайно сюда?.. Обещаю: понадобится жилье – будет! Хотите сейчас? В восьмиквартирном доме. Но если не торопитесь, будет и лучше. Жениться – деньги на свадьбу безвозмездно, уже сейчас так делаем! Будьте счастливы! Улыбнулся председатель и, прикрыв глаза, откинулся на спинку кресла – рас- слабленный, довольный: – Так неужто, ребята, и вправду вода в нашей реке вверх тронулась?.. У тебя, Дмитрий, ничего в запасе-то нету? – Немножко, если не выдохлась. – Веди в гостиницу. В колхозной, на шесть коек, гостинице, кроме Митьки с заозерцем, в те дни никто не жил. Поднимая стопку, председатель спросил: – А матери ваши как отнеслись? Твоя, Дмитрий? Митька задумался, вздохнул неожиданно тяжело: – А так... «Не дите уже, – говорит. – Только лишнего-то не перебирай, – гово- рит. – Чтоб никогда – за столбом! – говорит. – Чтобы всегда за столом!» – гово- рит... Сама сюда готова. – Спасибо ей... А из-за вина, – Фокин выпил и перевернул стопку, – хватил я здесь мороки. Чем хуже жили, тем безоглядней пили. Да и сейчас... Прошу вас, подходите к этой штуке с умом. У вина никто ещё верха не унес. – Запрет? – говорил с Фокиным пока один Дмитрий. – Толку-то от запретов! Да и, если честно, кто совсем не пьет, я их сторонюсь не меньше, чем пьяниц. Не пьют, у кого душа нечистая, кто боится в пьяном виде что-то постыдное, скрытное показать. А нормальный мужик раз в год переберет: повыхаживается, повыкаблучивается, похвастает больше меры, попляшет – что ж плохого? Трезвенники – в душе смурые. Не знаю, как вы на меня после этих слов посмотрите, но, ей-же-богу, правильно говорят: кто не пьет, тот подозрителен! К месту, ко времени – какой запрет? Вот захотелось мне сейчас полсотни грамм на каменку кинуть – аж горит! Во-первых, от радости, а во-вторых... Во-вторых, плеснувши-то, неприятную весть сказать легче. Незаслуженной обидой сразу