Маслов, В. С. Собрание сочинений. В 4 т. Т. 1 / Виталий Маслов ; [сост. В. У. Маслова ; ред. Н. Г. Емельянова]. - Мурманск : Дроздов-на-Мурмане, 2016. - 527 с. : ил., портр.

162 163 Виталий Маслов Круговая порука – Все! Поди прочь, не гляди! Хватит животину мучить! Убью – мясо на корм сгодится, а так – и шкуру сымать не станут... Вот тогда-то и перестала посиневшая Валюха метаться... Взяла у Митьки во- жжи ременные из рук, взглянула на него снизу вверх, а в глазах сухих – отблеск той черной воды, в которой жеребец свою лошадиную душу богу отдает. Погляде- ла на Митьку – будто проверила, всё ли он, мужик, сделал, что мог. И сказала – будто не ему, а так... будто никого тут и не было – ни Митьки, ни лошади: – Карё... Отодрала от шеи жеребца льдины намерзшие, гриву разобрала: – Карюшко... Обмотала вожжу на два раза вокруг шеи Карюхиной, затянула тугим уз- лом, кнутовище от понужалки суковатое под тот узел тугой просунула и стала кнутовище поворачивать, ошейник стала скручивать-стягивать... Сперва быстро, потом медленнее, медленнее... Раз. Два... Десять раз... Жеребец дернулся, зубы ощерил, хватил со свистом воздух – будто насос, ког- да труба заборная едва воды касается. Митька, сжав зубы, смотрел только на узел да на удивленные, медленно вылезающие из орбит глаза жеребца. – За что ты его? Хлопну раз – и готов! – Не могу больше! Верти! – велела она, будто и не слышала. – С ума сошла! – Что сказано?! – голос вовсе не сумасшедший, а жесткий, властный и ка- кой-то праведный. – Спасем – мученье оправдается, не спасем – себя этой пыткой испоругаем! Крути! Лошадь забилась и всё хватала, всё всасывала воздух, сопя и храпя, и уже желтая слюна стекала на лед. – Брошу! – Крути, Митя, крути!.. Митька оглянулся: Валюха в трех шагах на коленях, рот и глаза раскрыты, почти разодраны, а руки – кулаками в щеки. Жеребец воздух хватит, и она тоже. Не заметила Митькиного взгляда. Жуткое подозрение пало в Митькину душу. Отвернулся от Валюхи ото- ропело. На кнутовище в своих руках глянул и вдруг увидел – совсем омертвев- ший жеребец вроде бы раздуваться начал. Перестал Митька кнутовище крутить от удивления, а жеребец всё равно раздувается, раздувается, и вдруг стал медлен- но привсплывать, и чем больше всплывал, тем больше на бок заваливался. Метнулась Валюха, выхватила у Митьки повод и понужалку: – Скорей! Оглобли! Суметь бы за ноги да через спину на лед выпружить! Скорей! Когда побывавший на том свете жеребец со всхлипом схватил первый воздух, Валюха, откручивавшая кнутовище в обратную сторону, дернулась, скорчилась, скрючилась, ткнулась головой в жеребцову шею, и показалась она Митьке неправ- доподобно маленькой, ребенок ребенком... 8 А в гостинице Митьку компания поджидала. Митька открыл дверь, посмотрел равнодушно, пересчитал зачем-то компа- нию: «Шесть!», и молча, не поздоровавшись, стал раздеваться до трусов. Мокрую обмерзшую одежду на веревку около голландки развешивал, валенки хотел спер- ва на табурет, подошвами к печке пристроить, но передумал – в печь их, скорее обтают. Гости наблюдали за ним молча, наконец не вытерпели: – Где так уделался? – кивнул один на ледяную одежду. – И долго! – упрекнул другой. – Чего молчишь? – А не!.. – прогарчал Митька таким тоном, будто не матюк, а тряпку поганую на стол компании честной кинул. – Ладно! Прощаем! Садись! Наливай ему, мужики! Ничего себе хозяин, как гостей привечает! – Не хочу пить! И не я здесь хозяин, а вы – хозяева! Дерьмо – хозяева! Дерь- мо – компания! Не можешь завтра робить – сегодня не пей! Не берись за рюмку, если не можешь! Коровы ревут! Бабы ревут – коров жалеют! И заработки у баб плакали! А уйди эти бабы – где других доярок хватите? Где?! – Э-э... Э! Учит! И-и... Ка-акой! – На себя глянь! Потом нас учить будешь! Гость встал, прошел к Митьке на кухню с добродушной улыбкой, льдышку с Митькиной фуфайки, повешенной у входа, сковырнул. – Не вам, дресвянам, нас учить! Не вам... Ваши коровы яслей не грызли, – а где они теперь? Ваши-то! В Слободе они теперь! И не им ли ту-там зиму из Архангельска самолетом корма возили, от смерти спасали?.. А у нас до этого ещё не доходило... Обкакались вы с вашей Крутой Дресвой, дак уж не подымали бы свой хвост, он того... Воняет! Много у вас умников было! Дресва!.. – Не трожь Дресву! – взревел Митька. Тот аж подпрыгнул, довольнехонек! Нашел-таки у столбового деятеля слабое место! И приметил – приятели со стаканом для Митьки на кухню идут: вместе-то над этим вешалом слободским-крутодресвянским и посмеяться... – А отчего бы не трогать вас? Да ведь и трогать-то нечего! Была Дресва, да расколочена и в печку скидана! Отгорела! Рассыпалась! И Дресвой вашей меленькой наши бабы полы шоркают! Да, понял мужик, что тут у Митьки – слабое да больное место, но не думал он, что настолько оно слабое и настолько больное. И поплатился: размахнулся Митька остервенело да сверху, сплеча, будто работу делал, – хрясть кулачищем наутычь! Кровь так и вылетела во все стороны, будто из шланга с высоким дав- лением... Катавасия закончилась в темном крылечке, откуда Митька спускал гостей по лесенке в семь ступенек. Потом он долго вытирался на улице снегом, потом полоскал лицо под умывальником, потом в зеркало себя рассматривал. Что со ску- лы кожу сдернули немножко – полбеды, а вот бровь рассекли и кровь не вышла – худо: к завтрашнему дню синь под глаз спустится, а то и глаз заплывет. Как пить дать заплывет... Сплюнул в таз: – Перебьюсь! Ни есть не стал, ни пить. Тряпкой из-под умывальника пол в коридоре и на крыльце протер холодной водой. На улице, где утирался, снег перелопатил. Обул теплые сухие валенки и пошёл по делам: жеребца в конюшие проведать, во- лочуги у коровников спружить.