Маслов, В. С. Собрание сочинений. В 4 т. Т. 1 / Виталий Маслов ; [сост. В. У. Маслова ; ред. Н. Г. Емельянова]. - Мурманск : Дроздов-на-Мурмане, 2016. - 527 с. : ил., портр.

154 155 Виталий Маслов Круговая порука руки поднимает и слегка встряхивает, чтобы рукава посвободнее и чтобы уста- лость скинуть; как платок снимает: сперва сдвигает назад с большого, чуть розова- того лба, с белых гладких волос и движением этим как бы отстраняет всё оставше- еся за стенами вышки – строгость, охлаждающую отчужденность; как узел сзади развязывает; как румянец полыхает... А снизу, от окон, – мягкий свет прямо в глаза ей... Свет! И снова он Митьку пронизал, и снова улыбка – впору силой серьезность на себя нагонять. В первый тот день, на вышке, он, не рассуждая ещё, считал самонадеянно, что коль уж что-то решил, то так и будет, особо когда дело только двух человек каса- ется... И долго улыбался, снова к себе прислушиваясь. И ощущение было такое, что не в сердце, но в каждой жилке – всё была она. И легкость от этого – светло внутри и приподнято. Свет! Странно было и радостно. – Нет уж, извини! – бормотал тогда Митька почти счастливо. – Это уже не свет, а что-то! Вроде как перепил: ни головы, ни ног! Так перепил, что ещё сто- почка – и темно станет! И хохотал над этими словами своими – беззаботно и неудержимо. А внизу, слушая хохот только что вселившегося жильца, улыбалась Харьеза: «Ну и квар- тиранта себе сыскала!» Так-то вот и выбрал он себе эту комнату. Совсем ведь недавно. Перед Май- скими. «Ну а сегодня-то Валюха что втемяшилась?! Ну а сегодня-то?! – горько поду- мал он, стоя у порога точно так же, как в первый раз стоял. – Ну не едет... Не едет!.. А почему должна ехать? Что ты хотел успеть в последний-то день? Шторочка на зыбке...» Прислушался к последним словам с грустной улыбкой, и улыбка тут же засо- хла. Он как бы со стороны на себя поглядел. Поглядел на себя со стороны и снова, как в тот первый день, захохотал – аж стекла дрогнули и слезы выступили. На этот раз он над собой, над прежней само­ уверенностью своей издевался: «Уж не жениться ли ты в последний-то вечер на- думал?» А у Харьезы внизу от его сегодняшнего хохота – сердце обручем железным схватило: – Вот беда-то! Думушки о себе не думат! Ведь что наделал: люди судят – рас- стрел не расстрел ему, а он хохочет – хоть бы хны! Опять с книгой, дались ему эти книги – сведут с ума! А Митька успокоился, прислонился устало к печи и грустно себя спросил: – Пошла бы? Ответил: – И раньше-то вряд ли, а теперь... Толковать самому с собой для Митьки – обычное дело: что на возке силоса, что в разъездах по линиям, когда лошадь – и то ценный собеседник, научишься сам с собой говорить. Сел на табурет посреди вышки, задумался. Не просто задумался – ссутулил- ся. Первый, может быть, раз в жизни задумался о девке до сутуловатости. Так чем же взяла-то его Валюха? Харьезе родня, Михаила Марковича пле- мянница, Анисьи Фокичны дочь? Ведь, если честно, – сфотографируй её такую, каждодневную, в обычной одежде, да покажи постороннему человеку, тот спросит: «Ну и что?» Но разве по снимку узнаешь? И опять он представил её такой, какой видел для себя, и улыбнулся почти счастливо, будто и вправду не было для него ни недели последней со следователя- ми, ни подписки о невыезде... Не подымаясь с табурета, рассеянно поверх домов глянул: «А ведь зря я на Шестьденьгову Щелью пенял – всё из окон как на ладони: и деревня, и река. И зачем было на угор бегать! Но когда же все-таки я её в первый-то раз увидел?» Еще б не вспомнить!.. 6 Третьего января, сразу по приезде в Щелью – ещё и столбы возить не начи- нал, – побежал вечером в клуб. Настроение было отличное – частушки в уме от- стукивал: По Мезени мы идем, Всем подарки раздаем: Кому сына, кому дочь – Надо Родине помочь! А кино уже началось, не успел. Ну и пусть! Настроение всё равно – плясать впору! И было отчего! Еще на свету успел он обежать Щелью, и теперь, снова оглядывая ее, неровно освещенную, с высокого клубного крыльца, был он вне себя от радостного возбуж- дения. «Вот это расшевелились! Строят – что с цепи сорвались! А меня-то началь- ник, столбовая душа, в наказание сюда послал! Ха! Растакой, мол, ты, Воронин! Скатайся-ка в эту дыру! А что он понимает!.. Посмеивается: люди, мол, спутник запустили, а шестьденьговцы в том году первый грузовик купили, да и то списан- ный. Ну-ну, посмеивайся!» А приказано было дословно следующее: «Поедете столбы развозить от Шестьденьговой Щельи. Новую линию при- дется тянуть. К районной АТС, видите ли, им захотелось!» Едва не рассмеялся тогда Митька в ответ на такое наказание: мол, начальник ты стоеросовый, да мне самому в Щелью охота – во сне вижу... И вправду: столько слышал разговоров о ней! Чем голее становились обре- ченные деревни вдоль Митькиной, на Крутую Дресву, линии, тем пристрастнее допытывались последние старики: – Что оно там за чудо – у Фокина-то, у щельян-то? Не врут? Старикам наплевать, что фокинский берег – не Митькина линия: Крутая-то Дресва, как из губы в море спускаться, – по правую руку остается, а Шестьденьго- ва Щелья – слева и чуть мористее. Так что, честное слово, Митька сам пожелал на Щелью взглянуть. Иначе он не постеснялся бы, разумеется, послать начальника вместе с его приказом куда надо: – У меня, мол, свой участок, своя линия, и – отвали! Чудо не чудо, но поразила Митьку Шестьденьгова Щелья сразу, и в самое больное место. И не строительством, не опилками и стружками... Едва из лесу на шестьденьговские огороды выехал – дети! Всамделишные, живые! Налетели