Маслов, В. С. Собрание сочинений. В 4 т. Т. 1 / Виталий Маслов ; [сост. В. У. Маслова ; ред. Н. Г. Емельянова]. - Мурманск : Дроздов-на-Мурмане, 2016. - 527 с. : ил., портр.

144 145 Виталий Маслов Круговая порука Слышно было, как кинулся мужик к уборной, – но передумал, что ли? – по- вернул обратно и вприпрыжку – на улицу. И увидел Митька из своего двора че- рез раскрытые двери: за низким хлевным окошком в солнечных лучиках тело го- лое заколыхалось – мужик на ветерок суетливо пристраивался. Захлевье пустое, лишь старая соломенная подстилка из-под овец у того окошка и у другого. – Нашел комфорт! – сплюнул Митька. Но вдруг аж засветился озорством! Нет, зря говорила Фокична, что Мить- ка-Футшток перестал быть Футштоком! Он аж привстал, двор оглядывая и палец к губам приложив: молчи, мол, Митька! Неслышно схватил лопату, бараньи вну- тренности, которые ещё убрать предстояло, разворотил – чтоб до теплого добрать- ся – и поддел лопатой розовую дымящуюся кишку. Разве предполагал он, что столь непраздничная работа может какой-то иной стороной обернуться? И разве думал, что кому-то от такого поворота не один ме- сяц икаться будет?.. Просунул тихонько лопату через хлевное окошко и стряхнул кишку под при- севшего мужика. Найдется ли человек, который, пристроившись по нужде в поле, в лесу ли, не поинтересовался бы, справив дело, – а что же родилось? Мужик как глянул под себя, так и схватился за живот: – О-о-о... Ой! О-о-ой! – Чего ты? – откликнулись за стеной. – О-о-о... – Стряслось чего-то?! Побежим-ко, мужики! – О-ой! – Чего? – Глите-ко! О-о-о... Ой! – мужик в захлевье застонал, скорчившись ещё боль- ше. – Все... Начисто всё выкатилось! Ой! Поми... Помира-а-а... Чую: ничего во мне не осталось... О-ой... Все... Пусто... – За фельшарицей! – закричали сперва из захлевья, а потом и во дворе. – За фельшарицей скоре! А Митька уж приготовился было ворота прикрыть: фельдшерица-то – дочь Анисьи Фокичны Опариной. Загляни кто, увидь Митьку – сразу всё и кончится... Заметались за стеной, сапоги и половицы скрипели, ворота стучали. – Ой! О-о-ой... Видно было в окошко: подтянули мужику штаны, подхватили его, понесли. – На верстак! Сюда! Сюда! – суетились за стеной. – Теперь хоть дрова здесь коли – не услышат! – засмеялся Митька. – Пойду гляну. Утром на той стороне и так не солнечно, да народу столько собралось в во- ротах – когда Митька подошёл, вовсе не видно было, что там во дворе. Валюха Опарина – совсем девчушечка – как прибежала, запыхавшись, да как заглянула в захлевье – в глазах у бедной помутилось. Пропустили ее, растерянную, во двор. – Как вы, дядя Миша, себя чувствуете? – спросила она, а уж как сама себя чувствовала – и спрашивать не надо. – Ой, – простонал в ответ Михайло. – Ой-ой... До чего праздники довели... Все, Валюшка... – Что я делать-то буду?! – догадалась спросить у него фельдшерица, а у самой слезы в голосе. – Не слыхала даже о таком заболевании... Фельдшерица второй только год после училища. – Сбегони, деушка, до почты, позвони в хирургию! – подсказали ей. – Обска- жи им. На рейс не успеют ли? А дедка-то пока не вороши, мало ли... «Так, значит, сам хозяин, дедко Михаил Маркович! – довольно и в то же вре- мя несколько смущенно подумал Митька. – Во – кокорица хромая!» Старик, скорчившись, лежал на верстаке лицом к воротам: реденькая боро- денка да провалившиеся закрытые глаза. И, вглядываясь через головы во двор в темноту, Митька вдруг поймал себя на том, что и сам чуть ли не верит в Михай- лову внезапную болезнь. – Лежи, Маркович, терпи! Убежала фершалица звонить, – успокаивали старика. А люди всё подходили, спрашивали впопыхах: – Что стряслось? – Живой еще? – Чем заболел-то? Митька оглянулся. Старухи позади негромко судачат: – Допились... – Не от питья!.. Всю жизнь ломит на работе без меры, вот и выехало от натуги. Видала ле на веку его вдрызг-то пьяным?! Не от питья! – Я ведь, девки, слыхивала на веку-то, что быват это от натуги-то. Затолкать обратно нать! Ну-ко пустите! Зря шум подняли. Подумать – гузенна выехала! – Не шуми! Не вставишь... Совсем всё отпало! – Вот ведь где беда-то! – И старухи-то еговой дома нету. – Телеграмму нать подавать срочно! Але подали уж? – Унесло Таисьюшку по городам не вовремя! Апрель-май – сама, по-старому дак, распута! – Никака распута ноне не держит! – О-о-ой... Мальчишки на почту раньше фельдшерицы успели. Когда она, в белом, под- бегала к почте, почтариха уже кричала в окошко: – Хирургия слушает! Бежи скорей! Взяла Валентина трубку: – Я. Да, всё верно сказали. Полное? Да, отпадение полное. Да, розовая... Нет, крови не очень много... Да, да... Как – не может быть?.. Года рождения не помню, старый, нет, не шестьдесят, уже лет за семьдесят. – Семьдесят четыре! – уточнила почтариха. – Семьдесят четыре, – повторила фельдшерица. – Да, уложен. Стонет. Гово- рит, внутри пусто... Да, не даем вставать... Нет, аэродром недалеко. Повесила трубку: – Быть, говорит, не может. В это-то время и прибежала на почту Анисья Фокична. Наклонилась к доче- ри, к самому уху, хотела, видимо, прошептать, но запыхалась, и получилось – все услышали: – Баранья кишка-то! Баранья! Этот ново-т колхозник, этот куралесник-от Митька, барашка у нас бил... У фельдшерицы растерянность и испуг сменились на какой-то миг полным несоображением: