Маслов, В. С. Собрание сочинений. В 4 т. Т. 1 / Виталий Маслов ; [сост. В. У. Маслова ; ред. Н. Г. Емельянова]. - Мурманск : Дроздов-на-Мурмане, 2016. - 527 с. : ил., портр.

14 15 Виталий Маслов Восьминка села, столь стара – совсем закостенела, сломишь, но не согнешь. Гляжу, и сердце от Фроськиной беды зашлось: половина шкуры по кусочкам выпилена, съели... Это после-то войны... А того, сколь широка обсушка берега быват, и местной-то человек не всегда вообразит: новой раз на карбасе обсохнешь столь далеко – ко- ренного высокого берега не видно...» Осталась после Ефросиньи за старшую в их семье дочи Катюха. Девка-не- веста, глядеть любо, и крута – дело по дому в руках кипит. Но сумей-ко с тре- мя-то младшими... Да и то сказать, народ переселенцы – не из здешней жизни. «Унас женщины не косют, мужчины косют, а женщины сгребать только выходют». И дрова пилить-колоть – дело для них не бабье. А что на веслах в карбасах си- деть не умели, так это и вовсе понятно – не везде же бабы по-лошадиному ломят, не везде мужичьё только путины и знат... Каково-то было Катюхе: выделила ей бригада сенокосная на первых порах пай – ноль целых три десятых. По её уме- нью. Не столько обидно, сколько стыдно – ребятишки одиннадцати годов по це- лому паю зарабатывают... Однако в середине лета приехала домой в баню мыться – радехонька: не только пай, но ещё и с двумя десятыми отвалила бригада Ка- тюхе-мордовке! Вся деревня глядела да радовалась: боева девка! Вот и пришло той боевой извещенье: по первопутку топать в верховья Ме- зени на лесозаготовки. Взвыла: «Семья ведь! С кем малых-то оставлю?!» Однако повестку слезой не перешибешь... Катюха понимала это и не только выла. Осенью всех своих, даже самую малую, выгнала на колхозные работы – картошку копать. И бригадирша-полевод в ту осень хотела было пожалиться председателю: мол, кроты всё крайнее поле изрыли да картошки много в норы сносили. Но передума- ла. Зато потом, когда Катьку в лес все-таки угонили, младшие стали ходить-бегать на поля и до самых морозов «кротов копали» – полное подкроватье натаскали... Правда, ребятишки просказались Сусанне, что встретилась им как-то брига- дирша и крепко-накрепко велела не показывать никому, в каких норах картошку берут... Насчет же того, с кем младшие останутся, и не спрашивали. В сельсовете ска- зали прямо: – Бабка есть! А бабка-то, Сусанна Карушкова, ещё летом после похорон Ефросиньи-по- стойщицы совсем сдала. Единственное место, куда хватало у нее натуры дой- ти, – это почта. И надеялась она, и не надеялась: не прилетит ли весточка... Ведь похоронная-то бумага на старшего сына была, а от второго-то, Пашеньки, ни похо- ронки, ни извещенья какого: сгинул – и всё тут. В сорок первом – письмо послед- нее, шесть годов... Но сколь ни тяжко было иной раз старыми костями скрипеть – не случилось ни разу до нонешной немочи, чтобы она почту у дороги не встретила. Война, слава богу, кончилась. Пришло время: одна матерь из Крутой Дресвы на могилы к своим срядилась да укатила. Махала деревня с угорышка вслед счаст- ливой путешественнице и говорила как-то удивительно: – Во город во Мгу поехала... – Во Мгу-у... Запомнилось с первого раза это странное наименованье, потому что сосед- нюю деревню почти так же грустно звали – Мгла. А у ней, у Сусанны, даже адреса-то нету, куда ехать. Ни того, ни другого. И не знает она, чему больше была бы рада – сыну родному (все равно надежды-то никакой...) или известью точному: «Здесь, мол, Сусанна, сыновья твои, вот эти бу- горышки можешь слезой окропить». И кощунства в столь страшном выборе нету, ведь и сама она в могилу глядит. ...На почте Сусанна не бывала с Ноябрьских. В праздник, в распуту, письма принес на себе проходивший через деревню мужик, зимник ещё не был протоп- тан. Она, ясно дело, ничего не получила и поплелась потихоньку домой. Синё уж было, вечерние печи-голландки из горниц дым к небу поставили, колодцы скрипели. И вдруг справа – поначалу даже решила, что ей кажется, – видит Сусанна: лежит у перекрестка тропок под заломленной мерзлой травой чаю осьмушка. Большая такая пачка, настоящая осьмушка, полсотни граммов. Чуть-чуть снеж- ком припорошена... – Осподи! – оглянулась кругом и бессильно руки опустила, колышек выро- нила. – Уж не блазнит ли? Но пачка лежала по-прежнему, рядом с упавшим колышком. – Вот беда-то! Грех-то! Схватила чай, засуетилась, оглядываясь то на свой дом, то на почту. – Вот беда-то... Пойти бы сразу на почту да сказать, чтоб поспрашивала почтариха, кто чай потерял. Пришли бы и забрали. Но, с другой стороны, ежели пачками теряют да и не спохватываются – не последняя у кого-то пачка... Ой, не последняя!.. А она, Сусанна, может, даже и скус-то чайный совсем забыла! Справедливо ли?.. А как, бывало-то, пивала, как заваривала! Ни у кого лучше, чем свой, не пробовала! Наклонилась колышек поднять. – Что оно делать-то?.. Будь восьминка моя, дак разве этот кол, эту батожину, эту бачину прокляту взяла бы я в руки?! Разогнулась, выпрямилась сколько могла: – Осподи! Как молодка забегаю!.. И словно духу набираясь перед тем, как через непосильный порог ступить: – Согрешу... А кто потерял, в ноженьки тому кинусь, работницей евонной, как выздоровею, сделаюсь! Как я чаю-то хочу! Осподи! Тук-тук колышком, закрыла глаза и в домашнюю сторону шагнула. Однако через пару сажен остановиться пришлось – голову обнесло. Оттого, что будто бы довоенного чая запах почувствовала. – Беда, беда-то ещё кака!.. Не отдать ли? Оспо-ди! Пить-ись мне не нать! Последню бы лопотинку, последню рубаху за едину бы заварку отдала!.. Свету не вижу... Сама восьминка в руки пришла! Вот ведь беда-то! Вот ведь грех-то! Что оно делать-то?! Сунула осьмушку в карман, побрела медленней прежнего. И уж не от запаха чайного, а от дум несусветных голова кружилась: – «Неужто желанья мои услышаны? Так услышь мя, осподи, о сынах моих!..» Домой в слезах пришла. Через порог шагнула, огляделась. Ребятишки – все трое – в её половине. На печь в дальний угол забились, притаились... Привыкли, безобутные, к печке. Кинула осьмушку на стол в красном углу. Отошла и со стороны на нее погля- дела. – Возьму да и заварю! Не много и нать мне – на один-то чайник. А остатки снесу. Отдам. За одну-то заварку корить, может, и не станут.