Маслов, В. С. Собрание сочинений. В 4 т. Т. 1 / Виталий Маслов ; [сост. В. У. Маслова ; ред. Н. Г. Емельянова]. - Мурманск : Дроздов-на-Мурмане, 2016. - 527 с. : ил., портр.

126 127 Виталий Маслов Фёдор как-то очень уж по-хорошему, открыто и даже, пожалуй, нежно улыб- нулся отцу. Потому, может быть, что характер родителя оставался прежним, при- вычным с детства. Однако внешне отец переменился. У него не только волосы изменили цвет, но даже кожа. Еще входя в кабинет, глядя на ссутулившегося в кресле отца, Фё- дор отметил, что шея старика, расчерченная морщинами, стала какая-то желтова- то-безжизненная и выглядела непривычно голо: волосы, прежде упрямо лезшие на воротник, частью повытерлись, а те редкие, что ещё оставались, послушно лег- ли кверху, в общую, пока ещё богатую, но тоже какую-то безжизненную, необычно послушную снежно-белую шевелюру. Не потому ли как-то очень уж остро, с бо- лью заметил сын эти перемены в отце, что и сам-то стал почти старик?.. – Ишь ты! «Что-то»! – с укоризной повторил Евстафий Евлампиевич слова сына. – Да это «что-то», ежели знать хоть, в нонешном едомском обличье – с гря- зью-пьянью наряду! Как жерди у чума: на одном болоте стоят, одним узлом сверху перехлестнуты. В том только и разница, что эта жердина окорена, а та – прямо с сучьем втяпана! Оживление, с каким Евстафий Евлампиевич рассказывал про Дину Перпер- туевну, спало, и старик снова поник головой: – О тебе-то, сын, душа не болит. Ты уехал рано и давно, и – хорошо это или худо – стал ты новым человеком, деревня для тебя – другая страна. А вот братья твои... Ты погляди, давно ли, кажется, уехали, а уж и квартир наполучали – даже в деревне так не ширились, и одеты, и обуты, и дети ихни при деле, а вот жёнки друг перед дружкой пишут: пьют братья, меры не знают, прохвосты! – Евстафий Евлампиевич стукнул кулаком по колену и не сказал, а крикнул с великой горе- чью: – Ну что еще-то им нать?! Чего не хватило?! – И снова тихо: – Радио гово- рит: «Бороться нать!» А как? Боролись с пьянством на Едоме – и поп, и урядник, а потом и председатель сельсовета войны той застал, и учитель. Да только тогда покончили с проклятым, когда сама Едома исчезла... Глубинные ненцы остави- ли в тундрах в глуби со стадами только пастухов немножко, а остальные вместях с русскима в море ходят на судах, вместях картошку садят да все домов в дерев- нях понастроили. Послушай ещё раз: сами расход несут, да дома ставят! А ведь давно ли чуть не силой, бесплатно, с иголочки им дома давали, а они от домов прочь бежали! Время ещё было не подошло, не готовы были. Нынче же промежут- ка-разницы между ненцем да русским не осталось – вот и места для Едомы нету. Со взгорка-то уж и шерсть ветром выдуло, а не только вонь. – И не пьют? Старик понял, что вопрос задан с усмешкой, но поскольку сказано было се- рьезно, то он и ответил соответственно: – В староверы не записывались. Пьют. Но не по-едомски! А вот братья твои... Ведь туда переселились, где и люди-то вроде умнее нас, а вот когда пить, что пить да как – забыли!.. И не до смеха будет, ежели... – тут не только горечь, но слезы послышались в голосе Евстафия Евлампиевича, – ...ежели до такого дня, до тако- го позора дожить приведется, когда сыновья-глоты на старости лет из-за рюмки вина вместо золотых свадеб разводы учинять станут! Думать, легко мне?! Знал бы Антиох, за что он меня задел! Ночей не спишь... О чем только и не передумаешь... Бог с вами! Живите, как можете, а нам с матерью доведись от деревни оторвать- ся – ко другому берегу уж не доплыть. До конца на родимом угорышке век нам свой вековать. Фёдор вроде хотел возразить, но отец опередил его. – Не бери на сердце, – сказал он твердо и почти спокойно. – Завтра ещё де- нек потерпи меня, а послезавтра свози за город, а потом и билет на Архангельск покупай. Фёдор спросил тоже спокойно: – Куда за город? – К Антиоху. Назавтра Фёдор вернулся с лекций рано, пообедал вместе с отдохнувшим отцом и повез его в магазин хозяйственных товаров. Евстафий Евлампиевич и глазом не повел перед открывшимся ему невиданным изобилием и не кинул- ся товары потрогать, а довольно долго выхаживал вдоль прилавков, не подходя к ним близко. Покупку сделал разом, без всяких расспросов и разговоров. Подал Фёдору нести топор без топорища, ягодную грабилку, ножи для ру- банка, а сам, на удивление зевакам, вышел из магазина с небольшим пятилапным якорем. Когда багажник захлопнулся и можно было отъезжать, старик сказал, будто совета спрашивая: – Куплю и гвозья? Чтобы в Архангельске с аэродрома туда-сюда пуговицы не рвать. Килограмм-другой не затяготит. Не надумаю ли зимой карбасок сошить... Однако гвоздей подходящих не нашлось. Евстафий Евлампиевич постоял в сторонке, внимательно приглядываясь к ящику с плоскими подковными гвоз- дями, решил: – Этих возьму. Шляпки в тисках расхлопаю пошире – сойдет. Антиох приезду гостей рад был без памяти. Поэтому, когда Евстафий Евлам- пиевич вдруг кивнул на стаканчики, расставленные по столу, и сказал: «Я, парень, не напиваться приехал, а поговорить. Поставь-ко мне стариковскую, с напер- сток», – хозяин обижаться и не подумал, а тут же обзвонил чуть ли не весь подъ- езд, весело объясняя в каждой квартире причину своей необычной просьбы. Вернувшись к себе, застал старика за перелистыванием новенького альбома. Фёдор сидел рядом, изредка бросал через руку отца рассеянный взгляд. – Вот она! – Антиох весело показал желанную рюмку и передал её жене на кухню. – Ополосни. Да и к столу! – А что? Отцовской-то карточки ни единой нету? – Евстафий Евлампиевич отложил альбом на телевизор и встал, чтобы рассмотреть снимки под стеклом на комоде. – Как так – нету?! – воскликнул Антиох. – Погляди! Чуть замешкался, спросил рассеянно, ни к кому не обращаясь: – Где же фонарик? – Вчера утром, как из Ленинграда вернулся, в руках у тебя видела, – донес- лось с кухни. Антиох быстро шагнул в дальний от окна угол, распахнул двустворчатую дверцу в левой стене, ещё раз сказал: «Смотри!» – и включил висевший за двер- цей фонарик. Тусклый луч потерялся сперва в глубине узенькой кладовки, потом описал круг по стене, и можно было разглядеть, что вся стена снизу доверху бес- порядочно увешана пожелтевшими фотокарточками, упрятанными в черные за- стекленные рамки.