Маслов, В. С. Собрание сочинений. В 4 т. Т. 3 / Виталий Маслов ; [сост. - В. У. Маслова ; ред. Н. Г. Емельянова]. - Мурманск : Дроздов-на-Мурмане, 2016. - 502 с. : ил., портр.
Внутренний рынок 107 бы и далее незамеченной, и заглохло бы ее костоправное уменье непоказное, кото рому мать в деревне, помогая людям потихоньку, дочь свою между делом учила... Это Енька не оставил ее тогда в стороне, зажег своим огнем, своим увлеченьем. В спорт втянул, - даже по области хорошее место занимала! В самодеятельность записал, - в каждый праздник в клубе на сцене! И голова ее смущенная беленькая с каждой удачей все выше поднималась и гордо! А Енька каждым своим словом, каждым взглядом восхищенно подбадривал: «Ты, Марина, все можешь!» А потом, когда жизнь семейная по-хорошему выровнялась, стала Марина опять странной для посторонних, вроде как неразговорчивой. Настолько неразго ворчивой, что концы слов глотать стала, преждевременно губы поджимая. Оста лись для нее лишь семья да штукатурство свое да козы - когда больше их, когда меньше. И ничего, кроме этого. Даже с Миррой какие-то непонятные стычки. А сама по себе по-прежнему быстрая - и в работе и дома. Это в ней - не то от природы, не то от спорта осталось. Хотя порой до странности становилась неорганизованная, разбросанная, да и не особо чистюля - из-за коз. Но старался Енька сводить все к шутке и сводил к шутке, ибо шутка - лучше брани. И жить можно было - нормальная баба. С костями и вывихами к ней по-прежнему приходили, но обычно без Еньки, и его это почти не касалось. А спросит кто его насчет костоправства, Енька отшу тится так, что другой раз не спросят, это он умел! Но чем дальше, тем более менялась Марина. Сперва все рос в душе ее и рос хороший, пришедший со спортом, чуть наивный восторг - перед всем, что ни про исходило в жизни, перед всем, что бы Енька ни делал. Потом, откуда ни возьмись, объявился восторг перед всяческим любым начальством - Куроптев ли это, Пете лин ли. А еще позднее - по мере того как вырастали и уезжали дети и Марина все более освобождалась от семейных забот - ее голос, ранее сдерживаемый, вдруг стал критическим, стал греметь все увереннее и резче. Она была святая, потому что не знала сомнений. И новое положение свое ей нравилось, как нравился когда-то спорт, тем более что ее, выступавшую теперь на собраниях, где угодно и против кого угодно, стали - за голос ее - поддерживать и выдвигать: и в поселковый Совет, и в профсоюз, и даже в народную дружину. Че рез дружину-то, за активнейшее участие, и попала Марина в воспитатели... Теперь она с восторгом ловила каждое слово того же Харьюзова и готова была повторять это слово когда и где угодно и перед кем угодно: в общежитии, у крана на водо качке, на собрании - громко, все так же съедая концы слов, и оттого не совсем внятно. И руками размахивала - будто вот-вот раствор с мастерка в лицо собесед ника прилетит. И уже казалось Марине, что во всех хороших поселковых делах она - первая, что она теперь чуть ли не всему поселку лыжню по целине прокла дывает. И до того дошло, что услышал как-то Енька: жена принародно уже самого Харьюзова на чем свет стоит костит, прямо на площади на центральной! Только за то, что автобус на остановку вовремя не подошел. Впрочем, спорь бы на здоровье, ругай начальство - не это плевком в душу Еньке попадало, а то, что Харьюзов при этом улыбался довольно и слушал Ма рину так, как слушают несмышленых детей или дураков... То, что кто-то, не видя Еньки, засмеялся громко в очереди автобусной: - Марина Ягнетева стала фигура! Вот до чего дожили! Недоступная сомнению, она и для Еньки все более становилась чужой. Дома оставалось ему теперь только молчать, потому что в ответ на каждое слово Марина
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTUzNzYz