Маслов, В. С. Собрание сочинений. В 4 т. Т. 3 / Виталий Маслов ; [сост. - В. У. Маслова ; ред. Н. Г. Емельянова]. - Мурманск : Дроздов-на-Мурмане, 2016. - 502 с. : ил., портр.

102 Виталий Маслов Мать подошла, положила одну руку ему на плечо, другую на мандолину и столь заботливо в лицо ему посмотрела - никогда прежде не видал Стасик, что­ бы мать так на кого-нибудь смотрела: - Сыграйте что-нибудь... Сыграйте, пожалуйста... Сыграйте... Слеза у матери. Взяла со стола, вложила Онищенке в пальцы белую косточку: - Сыграйте... Никогда до этого Стасик не слыхал мандолины, не знал, что инструмент может говорить человеческим голосом, может сказать даже то, что голосом и не скажешь. Сперва косточка белая в руках Онищенки задрожала на одной струне мел- ко-мелко, тихо-тихо, и сперва было что-то незнакомое, непонятное, а потом вдруг Стаська услышал: явственно заговорила мандолина, будто тонкой-тонкой игол­ кой сердечко его детское протыкая: - При-и-июти-и-июти меня... В сво-оей ке-е-елье... Мать стояла, отодвинувшись в тень, а он играл и играл - и эту песню, и что-то другое, и снова эту, и вдруг словно пришел на помощь мандолине и сам разжал губы: - Только раннею весною... Конечно же, Стаська уже тогда не мог не знать этой песни, но мог ли он ду­ мать, что она - такая... И вот, через столько лет, снова ознобом свело душу: «На мою на могилку...» Через столько лет... И зазвучало в душе само по себе: «Знать, никто не придет... Только раннею...» И возвращались слова, и снова была в глазах та страшная ночь. Ушел дядя Сергей обратно, уехал через реку вместе с двумя соседями, даже не напившись чаю. Его судно, полузатопленное, оставалось где-то в море на плаву, и он, дав знать об этом, должен был возвращаться. А к Онищенке пришла фельдшерица, увела его в горницу и делала уколы, а когда Стаська заглянул туда - страшновато, но интересно было, - странный гость, сидя на кровати, глядел куда-то сквозь стену, и Стаське показалось тогда, что не только смотрел, но и видел что-то!.. Похоронная процессия вышла на болото, и Станислав был уже не сзади, а в середине, но все еще, как бы отгороженный от всех, смотрел на происходящее - знакомое и страшное - как бы со стороны. Он сам на веревке - на веревке, а не на полотенце - гроб опускал: рассту­ пились люди, зная, что тут его сила нужна. Но лопату потом не взял. А захватил земли в горсть. Но и эту землю не бросил Еньке, а вдруг, пошатываясь, побрел в сторону. И не удержал рыданья, вырвалось... О чем он заплакал, прислонясь к оградке неподалеку? Бог весть! Но услышали все... Кто б заплакал, только не Стас Селиверстов! И что-то в людях переломилось, и все вокруг изменилось в этот самый миг, и вскрикнула Мирра Трапезникова: - Охти мне, бабоньки! - и упала на не сбросанный еще в могилу песок. - Кто еще заплачет-то по ему да эдакому? Кто пожалеет-то Еньку-то Ягнетева? Он ведь наш, бабоньки!.. И одна лишь, может, Нина Николаевна, учительница старая, слезы не урони­ ла, стояла у могилы, у изголовья, чуть сбоку, будто окаменевшая. С виду непри­ метная и совсем небольшая, она вроде бы вздымалась сейчас над всеми и что-то такое видела - важное и страшное, чего тут никто пока не видел.