Маслов, В. С. Проклятой памяти : [роман / Виталий Маслов. - 2-е изд., испр.]. – Мурманск : Мурманское книжное изд-во, 1991. – 229, [1] с.

Улыбнулся просто: — Ты, Текуса. Ты же понимаешь, что, кроме тебя, я ни к кому здесь не пойду. И к тебе — тоже. А так-то бы... Если б пошел да если б взяла меня, — на этом бы моя жизнь, наверно, успокоилась. А вышло — нет. И сам не знаю, сколько развилок у моей дороги и где свернуть. Какая тропка — к роднику, а какая — в рассоху гнилую. Он сидел на своем старом привычном месте — глубоко за столом, встать не мог, и если взглядывал на Текусу иногда, то — снизу вверх. И вот уже — усмешка вместо улыбки: — Говорю, и самому — аж тошно! Ты умница, что сю­ да зашла, а то просто не знал, как тебя встречу. Сегодня перед тем как на улицу спуститься, десять раз из гостини­ цы в окно посмотрел, — не то жду, когда пойдешь, не то боюсь, как бы не встретиться. Одно зря — зачем ты так сына-то назвала?.. И еще зря — пожалела бы молоко, в каждого прохвоста ведрами не накидаешься. Как и куда я завтра сам — мне наплевать. Больше всего хочу, чтобы у тебя все было по-хорошему. Если когда-то что-то по­ требуется — всем вам троим — рассчитывай на меня, — хоть голову, не задумываясь, пустую мою положу. Не з а ­ видую ни тебе и ни ему, а может, наоборот, -— и тебе и ему завидую. Одно знаю, человек он — большой, хва ­ тил в жизни не меньше, чем я, ему можно верить. Вот так, Текуса. Я с ним уже летел вместе, в комнате Памяти был у него, и не бойся, не расстраивайся, если мы вдруг с ним еще встретимся, верь мне. И опять улыбнулся, уже по-хорошему, тепло, и пожа­ лел, что так улыбнулся, — увидел, как боль непосильная лицо Текусино в един миг высушила. Сказал и понял, что если для нее — то сказал к месту: — И вот теперь встречи с тобой я уже не боюсь. А вот с Валентиной — черт меня знает, оторопь берет дурака старого. А отчего? Ухлестывать пытался за ней. И — не до­ говорился, точку не поставил. Глупость, а вот куда де­ ваться! Ой, дурак-футшток!.. И оказалось, слушая Дмитрия, она, Текуса, сама сло­ ва ждала. И сказала, сперва на Херьезу и Горю мельком взглянув, а потом прямо и чисто — ему, Митьке, в глаза глядя, — для этого табурет взяла и вплотную к столу напротив него, прямая, подвинулась: — Ты правильно, Митя, рассудил. Я вчера растерялась. Не за себя, за Окреция — ему-то каково! Ведь он, Митя, 139