Маслов, В. С. Еще живые... : повести, рассказы, очерки. - Москва: Совет. писатель, 1988. -347, [2] с.

лоли оленя. Осталось три. Троим тяжело сани тянуть, поэтому бросили сани. Оленей повели на вожже. Спа­ ли на земле. Сыро, холодно. И Тимофей заболел, да так, что в себя перестал приходить. Взвалил я его на оленя и повез. Пить просит, а воду болотную боюсь давать — как бы, думаю, хуже не было. Заколол еще одного и напоил Тимофея кровью. Сам напился. Двинулся дальше с двумя оленями: на одном — мясо, на другом — Тимофей. Страшно мне было за него: всю войну человек на передовой отстукал, а тут сто верст до д ом у— и на тебе!.. Ни жены, ни детей не повидать... А я все шел и шел... На девятнадцатый день после того, как выехали из деревни, поднялся на бугор, чтобы на сухом месте отдохнуть и заодно дать оленям подкормиться. Положил Тимофея на свою малицу, мясо рядом бросил, а сам пошел сучков под- собирать, думаю, хотя бы маленький огонек раз­ жечь — мясо поджарить. Но половину спичек испор­ тил, а ничего сделать не мог: сыро, не горит. Что болотные сучки? Всего-то величиной с палец, да и то надо из болотины выкапывать. Вернулся к Тимо­ фею. Подхожу — спит, не мечется. А оттуда, где мясо было, песцы облезлые кинулись. Ни грамма не оставили. У меня сердце упало... Смотрю, шагах в пятидесяти песец упирается, тянет кусок. Выдыха­ ется, в крови весь измазался, а все равно тянет... Прыгнул я на одну кочку, на другую,— славу богу, было в молодости по трясинам похожено: надо лишь успевать уйти с кочки, пока не провалилась. Но на ту, видно, у меня ни ловкости, ни силы уже не оста­ лось. Нога соскользнула с кочки и без задержки -— сквозь, так, что я сразу свалился на бок, и рука до плеча в болото ушла. Вывернулся на живот, затих, чтобы передышаться, и заметил, что трясина волна­ ми от меня расходится. Вот так влип! И песец словно понял мое положение, не спеша вернулся к мясу и потянул дальше. А мне уж рукой подать до него. Вскочил рывком, кинулся вперед и опять прова­ лился, на этот раз весь, плашмя. Кое-как выкараб­ кался, стер грязь с глаз и окостенел от страха: еще бы чуть вперед, и нырнул бы в окно — в чистую воду посреди трясины... И отдышаться не могу, и дро­ жит каждая жилка, и боюсь пошевелиться. А в воде 36