Мартова, О. А. Ледяной кубик или Прощание с Севером : роман / Ольга Мартова [Изд. 2-е]. – Москва: Ирис групп, 2014. – 418 с.

(Первая Ахматова Заполярнинского педуниверситета, тоже в шали и с челкой, но блондинка. в каждом педуниверситете есть своя Ахматова, а в некоторых даже две): - Надо покориться, братья и сестры! Надо смирить гордыню! Господь терпел и нам велел. Против кармы не попрешь. Ахматова-блондинка. Астральное создание. Интересно, что вот, Марин Цветаевых Заполярнинского педуниверситета в природе не существует. Нельзя быть Цветаевой какого- нибудь высоко-гуманитарно-образовательно-культурного учреждения, не держат их там. Или они сами там не держатся. Но можно быть Цветаевой Заполярнинской областной психбольницы. Цветаевой Колымы. Или Цветаевой Северо-Западного фронта. (Акутогава из Кировска, по основному месту работы сотрудник ФСБ): - Врете, столичные жители! Неправдочка ваша, дяди! И в Кошкодранцах может родиться великий бард! Ямал, Ямал - я, конечно, мал, но за мной большая правда. (Гете вепсов): - И в Удыдае, и в Могилёхе. И в Бурмиш-Яге. А в Могилёхе особенно, уж там только бессмертный творить может. Три российских писателя хоть на Ямале, хоть в Тимбукту, непременно поделятся на два идейных лагеря (натурально, «почвенники» и «западники», они же кони и лани, вершки и корешки, элои и морлоки, мухи и котлеты). А пятеро писателей поделятся на четыре писательских союза, а скорей всего, даже на шесть: почвенники, западники, пишущие дамы, славянские геи (не путать с гей-славянами), литераторствующие нацменьшинства (чукча не читатель, чукча писатель), аграрии пера (землю попашет, попишет стихи) и «просто пьяницы». Представляю, как они все, читая это, мыкают и хмыкают (обижаются!): ну, а ты-то кто такая, ты сама? Не такая, как мы, что ли? Я председатель клуба фанатов заполярной капели, и этого почетного звания никому не уступлю. Я также фигура из гербовника, геральдическая мерлетта, с крылышками, но без лап (мерзлячка, пьющая мерло, вечно помирающая, но никак не умрет). А вспоминать, как я объясняла заполярному губернатору, что такое лирандель (в рифму с капелью) и грустно мне, и смешно. Он услышал тогда новое слово. Меж тем, вся жизнь моя на севере была мерлетская и лирандельская, но догадалась я об этом только в самом конце. Пуговичник, посланный по душу Пер Гюнта, требует от него ответа: кто он, собственно, такой? И когда в его жизни, в этой вывернутой наизнанку и вытрясенной до последней табачной крошки из карманов, жизни он был самим собою. Не ответишь - в расход тебя, перельют на пуговицы. А что это, собственно, значит: быть самим собой? - интересуется Пер. Пуговичник (он уже приготовил оловянную ложку) отвечает: «Самим собою быть: всегда лишь тем, что выразить тобой хотел создатель». С этим, положим, еще можно как-то согласиться, вернее, примириться. Но вот в чем все дело-то: если ты, за все время, так и не смог понять, что вот такое именно особое и неповторимое хотел выразить тобою создатель? Для чего меня посылали на север? Неужто для того только, чтобы, хоть в самом конце я догадалась, что была лиранделью? Значит все-таки не зря? Я была, капель, твоей фанаткой, 68