Мартова, О. А. Ледяной кубик или Прощание с Севером : роман / Ольга Мартова [Изд. 2-е]. – Москва: Ирис групп, 2014. – 418 с.

Направляя дискурс. Исполняя, рукой гэлэкси-виртуоза, дела свои, легкой тяжести и тяжелой тяжести. А киллер Смерть не ошибается в 100 случаях из 100. Наташа, тридцатиоднолетняя (щупленькая, с синими глазенками), уроженка вымирающего населенного пункта Удыдай, ух-намучившаяся, нагорбатившаяся уборщицей по подъездам родной дыры, мечтает, до слез, до полуобморочных дэйз-дримс наяву, о красивой жизни за границей. Труженица панели - панельных четырехэтажек, то есть - и сменила бы свою панель на другую, более доходную, да случая не представилось. В детстве она, как и многие другие бедные девочки, конечно, больше всех сказок любила «Золушку», изломавшую жизнь миллионам Нэтэли, Наталок, Нана и Нэтти. После ряда попыток (и ужасненьких сюрпризов), наконец, находит в Интернете «обеспеченного, с серьезными намерениями» и без вредных привычек» жениха из Норвегии, некоего Галанда. Он приезжает к ней в поселок, и очень нравится ей: тихий, культурный - впрочем, лысоватый, толстоватый и чуть пришибленный («пыльным мешком трахнутый», как выражается ее подруга). Сама-то «Натали», с голодухи, показалась Галанду душкой, бриджит-бардошкой и мерелин- монрошкой. Такая вот, лодочка в лодочках, шпилечка на шпильках, и даже с женским бюстом, в отличие от северо-европейских, груди, как сексуального объекта, не имеющих, обстрелянных в войне полов фемин бореалис. Такая вот русалка среди продвинутых щук, крокодилиц и акул, обитающих в мировом океане праны. Эдакий вот цветочек водяной лилии среди сухих долговязых камышей родного чухонского болота. Галанд приглашает принцессочку в Норвегию, приводит в свой дом, знакомит с мамой и тетей. Наташка вся истряслась от страха, воспринимая происходящее, как экзамен Сандрильоны (и, отчасти, первый бал Наташи Ростовой), но, слава Богу, она, не умничая (приготовив на обед борщ и пирожки с капустой, и непрерывно лучезарно улыбаясь) удовлетворяет и маму со слуховым аппаратом, и тетю с альцгеймером; дело явно катится по направлению к мендельсоновскому маршу. И постельное белье в комоде (гостье постелили в бывшей детской) пересыпано жасминовыми лепестками. Тряпки бы забыть из драной мешковины, половые (половая жизнь слонов и бегемотов) и ведра неподъемные, как икры больного слоновой болезнью. Швабры забыть - плохо ошкуренные, в занозах, распятия, маленькие виселицы. Запах бы подъездов забыть, хлорки, окурков и мочи (не людской, по количеству судя, а бегемотовой), и еще чего-то, о чем и догадываться не хочется. Не надо об этом догадываться никому. Кожу с рук, пропитавшуюся запахом кошмара, содрать (ни крем не помогает, ни духи), как сдирала рваные резиновые перчатки. Грубость из речи вытравить - я ведь раньше не такая была, деликатная, барышня кисейная, слов плохих не знала, от окрика в обморок падала, сейчас сама матерюсь. Имя поменять, которое и по-турецки, и по-египетски, и по-амстердамски давно уж означает известно что. Меня зовут Наташа, три рубля, и ваша. И зачем меня мать так назвала - в честь Наташи Ростовой, говорит - какая еще, мама, «Война и мир», какой первый бал, какие Андреи Болконские и белое дымковое платье, я вас умоляю, кто тут про это, не читал даже, упаси бог, а хотя бы слышал. Ладно, будем называться Натали. Вопрос общего языка. Натали знает только по-русски. Остается уповать, что о любви в словах не говорят. О любви вздыхают лишь украдкой, да глаза, как яхонты горят. 63