Мартова, О. А. Ледяной кубик или Прощание с Севером : роман / Ольга Мартова [Изд. 2-е]. – Москва: Ирис групп, 2014. – 418 с.

Впервые в жизни ничего воровать не хочется. За благорастворение воздухов помилую я вас, викинги, за аромат ванильный, кофейный, орхидейный, медово-молочный, мятно-лимонный, нездешний, райский. Прощу я все за кроткий запах дома, рождественского гнезда, которым пропитался плюшевый мишка детей ваших. Надо было нам раньше вдохнуть этого волхования, но нюхали мы всё порох да хлорку, дуст да клопомор, сапоги да портянки, мазь Вишневского да «Красную Москву», водку да водочный перегар, щи столовские из квашеной капусты и вечный сервелат дорожный. А этим утром проснулся я в колыбели, которую колыхала лилейной ручкой Лилофея. И не болит сегодня ни о чем бедная моя квадратная голова. На прощанье хозяйка дарит гостям салфеточку, собственноручно вышитую божьими коровками и сердечками. Ядрит твою коровку, Божинька ты мой. Да чем же мы, Божичка, тебя прогневили, что не дал ты нам такой жизни? Сергей четырехкратно (по-западному) обнимает и троекратно, по-русски лобзает сухонькую, дряхленькую, с мягонькими щечками, хрупенькими хрящиками Мию. Волк и трехдневный олененок, в общем. Филин и снежная куропатка. Райская поляна, типа того что. Утопия, как бы, золотой век. А Ян поцеловал Анжеличку, как старый филин куропатку (она опять плакала). Русские, взяв курс на запад, в своей машине, о Яне-Мие: - Просто добрые люди, нормальные люди (С.). - Да, вот именно, просто ненормальные люди (жена). Они отлично друг друга расслышали, и пришли к единому мнению о доброте, как явлении в быту простом, но, при том, абсолютно трансцендентном. Сумасшествие ординарное, ходьба по воде яко посуху и воскрешение из мертвых вульгарис. Коммунист К., преподаватель политологии (в недалеком прошлом, истмата) впервые в жизни выехал в капстрану - испытав при пересечении железного занавеса дефлорацию. Приглашен народным университетом коммуны Лыбдын, дабы прочесть лекцию «о восстановлении демократии в России», за приличный гонорар. Деньги сии придутся особенно кстати (пост­ советский институт накрылся медным тазом), но человека тошнит, выставленного на торжище. И бесплатно-то (считай, бесплатно - за оклад доцента) прогибаешься под дерьмократов, прихватизаторов, а тут еще 30 сребреников от идеологического противника. Время в России еще (уже) бесколбасное. Первый в жизни супермаркет поверг в шок, по большевикам прошлось рыданье. Магазинная миля губернского города: ненавистный эрзац, на который глупая толпа променяла святую коммунистическую идею. Идол поганый - взамен чистой иконы. Ряды колбас, колбас, кол -бас . Колба-с (а в ней выращенный гомункулус, всего разрушитель). Лба скол. Сыра, сыра, сыра - 374 сорта сы-ра, с каплями жирной росы, ра-сы. Мюсли, мюсли, мюсли, мюсли, замусоленные мы сли .. Головокружение, тошнота; в бумажнике кило зеленых, с портретом американского масона; витрины, полки, корзины . Товары, товары, товары (а дома в «Гастрономе» только бутылки с уксусом, слипшиеся пельмени и «Частик в томате»). Презирая себя, он бредет меж рядов обуви («куплю жене сапоги», растущим дочерям вечно нужны туфли, да и у самого ботинки уже разываливаются). глянцевая пахучая (человеческая!) кожа, отменное бюргерское качество, жир и сало капиталистов, пот и кровь 22