Мартова, О. А. Ледяной кубик или Прощание с Севером : роман / Ольга Мартова [Изд. 2-е]. – Москва: Ирис групп, 2014. – 418 с.

Я видел, что это ведьма, что в своем ведьминском вуксе она принесла к нам зло. Яда, белый чулок, снайперша Моссад, наводчица банды рыцаря Югорского Шара, Галанда. Но я впустил ее. Зло должно войти в этот мир. Потом к нам из боевого штаба Ристимкент, пришагал богатырь Ляйн. Кто не знает Ляйна - полевой командир, полностью искупивший вину перед федеральным центром, борец с чудскими бандформированиями. Был он из себя приземистый и котлоголовый, но с длинными и тонкими, как лапы у осьминога, восемью руками. Большую часть времени Ляйн спал. Но когда в Сон-Хель приходила чудь верхом на ржущих, рыжих гривастых чудищах, он просыпался, хватал своими восемью руками восьмерых чуддинов, размахивая ими, разил направо и налево всех врагов и выстраивал из их трупов новую хорошую гору (оттого и местность у нас холмистая). И снова засыпал. А жена его Анюта стерегла его сон. Потом к нам пришел Муэйнант, зубной врач с Лу-Явра. Муэйнант всегда улыбался, но улыбка его была как бы натянута на обгоревший пенек. Потом к нам пришел лис Ли, жулик и вор. Потом к нам пришел Учук, в белый полярный день искавший в тундре человека, с горящей плошкой ворвани в руке. Человека он не нашел, поселился в бочке-сельдянке на берегу Колы и стал всех учить жить. Потом к нам пришла, ковыляя на стильных корешках-танкетках, Нэнч, девочка-дерево. Эта девочка показала нам вход на Поляну Любви. Там возлежали, обнявшись, волк с трехдневным олененком, а филин обнимал белую куропатку. Я ахнул, потрясенный открывшейся мне картиной. В сиятельной Самояди семьсот семьдесят семь рек и семьсот семьдесят гор и семь тысяч семьсот семьдесят озер. Но мне нужна моя гора, мое озеро, моя река. Они это я. Полканыч нажал на эскейп, и лэптоп замолчал. Мухтарыч развел руками. - Ну, Полкаша, ты меня вообще удивляешь. Ну, там, депутатки-рыбообработчицы из отдела социальной помощи, подруги комсомольской юности Самоеда Иваныча, что с них взять. Но ты же у нас парень культурный, в Упсале учился. Два месяца. И на какое-то хули-юли ведешься. Ты прикинь! Где они теперь, эти дантисты с лисьими мордами? Все эти белые чулки из Моссад? Полевые командиры, девочки в цветочках? И прочие песни и пляски народов севера? Кому тут реституция светит? И за что, главное? За ступу на курьих ножках, в 32-м году НКВД реквизированную? За оленей, которых в колхоз «Имени партсъезда» сдали? Полканыч встал из-за стола, подошел к двери кабинета и осторожно приоткрыл ее. В коридоре, у стойки с выбитой на вечном граните надписью «Пересмотр итогов приватизации» толпился народ. В очереди стояли: профессор Тундрового университета Учук, знатный оленевод Чарр, активистка зеленого движения Нэнч, народная целительница Яда Самоядская, руководитель образцового коллектива художественной самодеятельности «Пурга и пурген» Павлина Задунайская, ветеран 139-ти войн с чудью 188