Мартова, О. А. Ледяной кубик или Прощание с Севером : роман / Ольга Мартова [Изд. 2-е]. – Москва: Ирис групп, 2014. – 418 с.

Атласнейшего филе. И душа к душе-с, Золотой дюшес. Одну бы - к черту, Но четверых! И Риту распростертую Смял его порыв. С тех пор озорниц Он много встречал И падал ниц, не вынеся Четырехкратных чар. Не родился еще на свете такой титан, который устоял бы перед четырьмя Ритами Рехимкуловыми. То есть, вернее, уже родился он, Титаний Стаканов, но о нем речь впереди. Шкатулка четырнадцатая. Дуля. Ду-ля по-китайски означает «Чистая жизнь», с этим своим слоганом, набранным на самодельных листовках, юноша, а потом и дяденька, приставал на перекрестке Литвинова и Воровского ко всякому встречному и поперечному. Дуля со товарищи жили в скворечниках и норках. Часто можно было видеть их по весне, сидящих на ветвях кустов и распевающих любовные песни, лавлы. В сумерках они, как мошкара, слетались к кострам, и вели ученые беседы, только не понять, о чем. Вероятно, о возможности мыслить после физической гибели, смысле любви и конечных целях мироздания. Идя по мху, зеленые с плачем, кланялись ему, испрашивая прощения. Они курили вытяжку из сушеной выпи, вместо штанов облепляли зады и ляжки цветной глиной и танцевали вокруг своего идола, деревянного фаллоса. Себя называли именами травок: Горошек Мышиный, Дурман Ползучий, Заячья Капуста. Нравы меж ними царили весьма экологические и даже элегические - мотыльки-бражники перелетали с одного цветоложа на другое. А жучки наваривали помаленьку на грибочках. Деревянными фаллосами на местном Черкизоне тоже торговали. В свой срок зеленые созрев, меняли цвет и поступали менеджерами в «Самоядь-Нефтюгань» или бухгалтерами в «Trjasina-банк». Судьба поколения: рокеры пошли в брокеры, панки - в банки, а самые зоркие - в Рихарды Зорге. Они получали в своей сонгел-гейм новые имена, посолидней: Тетя Гадюка, Бабушка Медведиха, Дядя Сыч. Ими становились высокоморальные старцы и старицы (бывшие бражники и блудницы). Патриарх их, профессор Тундрового университета философ Учук жил в «чашечке деревянного цветка», проще говоря, в бочке-сельдянке, на горе Соловараке. Он выходил из бочки в полярный день с зажженной ворванью в коптилке и искал человека, и не находил. Он чертил на песке палкой-погонялкой Пифагоровы Штаны (но сам обходился без штанов - лишь шушуном на рыбьем меху). Он учил, что вся Самоядь - сон оленьерогого бога Юммеля. 113