Мартова, О. А. Петербургский квадрат : опыт мистической типологии / Ольга Мартова ; [Союз Рос. писателей, Мурм. гос. обл. универс. науч. б-ка]. – Мурманск : Мурманское книжное издательство, 2010.

Старуха страшная меня облюбовала И нервным пальцем дергала меня, «Коль славен наш Господь» тоскливо напевала И я ей Бторил, жалобно звеня! Эта гарпия - одно из обличий русской музы, жестоко карающей самых преданных своих адептов. «Кто много любит, тот строго наказывает». Мы видели Музу фэнсиона в разных эманациях: девушкой-аристократкой, кото рая держит в нежной руке «волшебный скипетр вдохновений», молодой кре стьянкой, страдающей иод ударами кнута. Теперь она предстала «старухой страшной», щиплющей живые струны балалайки. Запомним «двойницу Ка- мены» и такой. Пара Дон Жуанов, пара Черубин, пара Чаек... В фэнсионе, что поразительно, раздваиваются и судьбы. Сюжет, свер шившись однажды, повторяется через много лет, в другую эпоху. Так, роль Дон Жуана Трапеции во времена Пушкина талантливо исиолнил «Ловлас из Малинников», брутальный брюнет, Алексей Вульф. Разделил с ним это амплуа сам Александр Сергеевич, не уступавший приятелю «бесстыдным бешенством желаний». А в Серебряном веке достойным адептом овидиевой «науки страсти не жной» стал Николай Гумилев (Конквистадор - одна из Вечных Теней фэн сиона), тоже побивший все мыслимые рекорды, пленяя одномоментно целые вереницы дам. В те же баснословные года Трапецию (адрес Разъезжая, 8, редакция жур нала «Аполлон») посещала скромная петербургская учительница Лиля Дмит риева, украсившая себя имаджиной «нечеловеческой красоты» Черубина де Габриак. Но - игра ума-с.! - за несколько десятилетий до се истории, в фэнсионе обнаруживается еще одна литературная самозванка, ожившая не лепица: мадемуазель Евгения Сарафанова. Это «чудо» сотворил знаменитый Мюнхгаузен от литературы Данилевский, разыграв, как по нотам, почтенного редактора журнала «Пантеон» Владимира Рафаиловича Зотова (Аполлон рифмуется с Пантеон). Наконец, на Николаевской одно время обитали (вили гнезда), не зная Друг о друге, две Чайки Антона Чехова - Лика Мизинова и Лидия Авилова. В обеих драматург был по-разному влюблен, обеих можно считать, отчасти, прототипами его Пины Заречной. Два Оборотня (Василий Самойлов и Мамонт Дальский), две принцессы- золушки (Наталья Мекленбург и Ксения Ольденбург), три Беса Михайлова и одиннадцать (1+1=2) Иллюзионистов продолжают этот ряд. Зазеркалье продолжает исправно производить отражения. Рифмуются не только люди, но и события: два тайных царских брака (Елизавета Петровна и Екатерина Алексеевна), два чудных мгновения (Пуш 73