Мартова, О. А. Петербургский квадрат : опыт мистической типологии / Ольга Мартова ; [Союз Рос. писателей, Мурм. гос. обл. универс. науч. б-ка]. – Мурманск : Мурманское книжное издательство, 2010.

ски больным Владимир Георгиевич не был, он лишь переживал «кружение сердца». Тут, видимо, «взвихрилось» многое: и чувство вины перед погиб шей женой он отписал Ахматовой в Ташкент, что «только теперь понял, что покойница была самым значительным человеком в его жизни»; и недав нее, но крепнущее чувство к коллеге Клавдии Волковой (каковая вовсе не была ни молоденькой аспиранткой, ни медсестрой, как часто сообщают в «популярном ахматоведении», а зрелой дамой, доктором наук и профессо ром, ровесницей Владимира Георгиевича). По видимо главное: адский опыт блокады, пережитый Гаршиным, отчуждал его от тех, кто опыта сего избе жал. Приходил он к Ахматовой еще и еще раз (пока она его не попросила прекратить эти посещения), пытался что-то объяснить, оправдаться. По в подобных случаях ничего, конечно, объяснить нельзя. Через много лет, когда Владимир Георгиевич перенес инсульт, он просил через кого-то прощения у Анны Андреевны. Она ничего не ответила. Умирающему самовольно отпус тили грех от ее имени. И все же... Ахматова: «Карты всегда правду говорят, из-за этого я не гадаю - боюсь. Мне однажды цыганка предсказала, что Гаршин будет меня любить до самой смерти. Видите, так и есть». Ахматова хранила подарок Владимира Георгиевича, брошку под домаш ним названием «Клеопатра», с темно-лиловым камнем, где была вырезана античная головка, - украшение, которое она надевала очень редко. В день и час, когда умер Гаршин, камень треснул сквозной трещиной, прямо через профиль Клеопатры. У этой ахматовской шкатулки, как обычно в ее жизни, «тройное дно». «Ларчик с оспенной материей...» Одно несомненно, немало лет Владимир Георгиевич самоотверженно служил Ахматовой лечил от болезней, под линных и мнимых (но от этого не менее опасных), был самой преданной и доброй нянькой таланта. Ему посвящены стихи, в которых поэт откуда-то сверху, из мира иного, следит за ходом собственных похорон; Соседка, из жалости -- два квартала. Старухи, как водится - до ворот, А тот. чью руку я держала До самой ямы со мной пойдет. И станет над ней, один на свете, Нал рыхлой, черпой, родной землей. И позовет... Но уже не ответит Ему, как прежде, голос мой. Лидия Чуковская (сама ее вернейший рыцарь) приводит в своих «За писках об Анне Ахматовой» такой разговор свой с Гаршиным: - Всякому человеку трудно помочь, - сказала я, - а ей в особенности. - Да, ответил Владимир Георгиевич каким-то рыдающим голосом и вдруг схватил меня за плечо, но что бы кто ни говорил (он оттолкнул меня), я эти два года ее на руках несу. <...> Он вчера приехал с дачи. Был у Анны Андреевны и находит, что она на грани безумия. 65