Мартова, О. А. Петербургский квадрат : опыт мистической типологии / Ольга Мартова ; [Союз Рос. писателей, Мурм. гос. обл. универс. науч. б-ка]. – Мурманск : Мурманское книжное издательство, 2010.

отступил, дав дорогу своему отражению, и прошипел раздраженно: какой неприятный субъект!» История, в каком-то смысле предсказывающая печальное (хоть и блестя щее) хрупко-стеклянное будущее Белого, до конца жизни остававшегося в сложных отношениях (а то и в кровной распре) с самим собой. В другой раз Борис Николаевич, увидав знакомого, идущего ему навстречу, протянул руку, намереваясь поздороваться, но по дороге забыл о своем наме рении и остановился в растерянности с протянутой рукой. Словно ожидал, что мир, который есть философское отражение человека, тоже протянет ему свою руку, но вселенная-двойник не спешила приветствовать поэта. Страда лец настойчиво иска-i в окружаю] них кого-то, кто идеально, зеркально соот ветствовал бы ему, кто мог бы его адекватно понять и без оговорок принять, - отсюда все его многочасовые глаголания. Искал и не находил оттого как бы все время и проваливался куда-то в иное существование, в параллельную событийность. Михаил Чехов свидетельствовал, что однажды Белый, как и герой его романа «Москва», профессор Коробкин, водрузил себе на голову в прихожей вместо шапки живого кота. Просто какие-то Воландовские прока зы, «коровьевские штучки»! «И дальше было точь-в-точь как в романе - стоящие около душились от смеха, а он, не смеясь, как-то криво им всем подмигнувши, почти со слезами в глазах громко вскрикнул: “Забавная-с шутка-с, да-с!” - и побежал катышом прямо в дверь». Андрей Белый, может быть, самая раздвоенная фигура Серебряного века, двойник самого себя, и еще в большей степени, своих героев. Целый короб двойников. В детстве его разрывали пополам любящие и враждующие меж собой родители, каждый старался переманить сына на свою сторону, каждый видел в нем свое, и мальчик, стараясь угодить обоим, рос «с двумя лицами». Повзрослев, Борис Николаевич, как известно, сделался антропософом, штернерианцем, строителем солнечного храма Гетеанума. Утверждал прямо, что может впадать в астральное состояние во время сна, и тогда душа его выходит из тела; что в предыдущем своем воплощении на Земле он был никем иным, как Микеланджело Буанаротти; что не раз запанибрата общался с «чертенятами» (снова раздвоение: «Белый» и «Чер ный»; «чернокнижник» и «белый маг-антропософ». Кто-то из недоброже лателей именовал писателя Андрей Борисович Черно-Белый). А однажды Борис Николаевич (поссорившись с Александром Блоком и его женой) целых восемь дней просидел в номере петербургской гостиницы, в черной карнавальной полумаске, не снимая ее ни на миг (продолжение темы Маскарада ). У него, маленького, была весьма здравомыслящая гувернант ка, которая убеждала мальчика вести себя естественно: «Зачем ты, Борень ка, ломаешься под дурачка? Ведь ты совсем другой», «Она одна меня пони мала, - утверждал впоследствии он, и, если бы ее не выгнали, я, навер ное, стал бы другой. Но мама приревновала меня к ней. И остался один в четыре года. И с тех нор уже не переставал ломаться. Даже наедине с собой. Я всегда в маске! Всегда...»