Мартова, О. А. Петербургский квадрат : опыт мистической типологии / Ольга Мартова ; [Союз Рос. писателей, Мурм. гос. обл. универс. науч. б-ка]. – Мурманск : Мурманское книжное издательство, 2010.

жесты топорны» (что вместе дает грубую картину рубки дров) и, в общем, ничто не предвещает в молодом провинциале оперную сверхзвезду. Публи ка, в лучшем случае, снисходительно доброжелательна к нему бывает, и освистывает. Даже проницательный Савва Мамонтов, который через два года «откроет» Федора Ивановича Москве и Петербургу, признается, что тогда Шаляпин не произвел на него никакого особенного впечатления. Певец болезненно переживает свой неуспех, но он полон изумительной мощи, основу которой составляет не банальное честолюбие, но бунт таланта, не находящего себе адекватного выражения. Шаляпин по-плебейски алчно поглощает Петербург. Он припадает к этому городу, к его рафинированности, точности, тону исстрадавшийся по всему этому в своих босяцких стран ствиях. Острым чутьем вынюхивает тех, кто может пригодиться ему, «Чем больше видел я талантливых людей, тем более убеждался, как ничтожно все то, что я знаю, и как много нужно мне учиться...» И шаляпинскому напору, похоже, никто не в силах противиться. Его приятелями в самый короткий срок становятся Куприн, Бунин, Владимир Андреев (всё жители нашего фэнсиона). Посещает он вечера Римского-Корсакова на Загородном (музыкальная люсия), где обретает новых знакомых: Михаила Врубеля с Забелой-Лебе- дью, едкого Цезаря Кюи, В. В. Стасова - последний становится Шаляпину преданным конфидентом и покровителем на долгие годы (нельзя не отме тить тут проявление феномена братства отечественных талантов). Врубель единственный художник н этом списке, но именно он мощнее всего влияет на формирующегося артиста. Научившись (после общедоступных передвиж ников) любить новаторские полотна Врубеля, его «Демона», «Принцессу Грезу», Федор Иванович делает в своем личном развитии большой шаг вперед. Эхо-магнит. Александр Куприн в рассказе «Гоголь-моголь» записал почти дословно воспоминание Шаляпина о первом его выступлении на эстраде. Замечатель но в нем воссоздание «тысячеглазого монстра» публики, увиденной глаза ми певца со сцены: «Фраки, мундиры, дамские светлые платья, веера, афи ши, теплота, женские розовые плечи, блеск, прически, движение какое-то, шелест, мелькание, ропот...» О, ужас, вечный кошмар артиста - «чудище обло, озорно, стозевно и лаяй...» Бунин также оставил сочувственные записи о Шаляпине, с которым познакомился в нашем фэнсионе, и одним из пер вых предрек Вольге всемирную славу. Судьбоносным оказывается выступление Шаляпина на вечере в кварти ре Тертия Филиппова (друга и издателя Мусоргского, хозяина музыкальной люсии на Николаевской). После этого показа он приобретает репутацию певца, которого «стоит послушать». По протекции славного Тертия (ипостась До машнего Провидения), Вольгой заинтересовалась дирекция императорских театров, и - алле! он принят в состав лучшего оперного театра России.