Мартова, О. А. Петербургский квадрат : опыт мистической типологии / Ольга Мартова ; [Союз Рос. писателей, Мурм. гос. обл. универс. науч. б-ка]. – Мурманск : Мурманское книжное издательство, 2010. – 293, [2] с. : карта.

Она доверяет свои любовные истории только дневнику, «Contes d amour»: «Нарочно пишу все, весь этот цинизм и в первый раз... Грубое, уродливое, пусть будет грубо. Слишком изолгалась, разыгрывая Мадонну. А вот эта черная тетрадь, тетрадь “ни для кого" - пусть будет изнанкой этой Ма­ донны». Это дневник души, которая тянется к другим, но не может обрести в общении с другими желанной (может быть, и в принципе невозможной) гар­ монии, и страдает, и томится. И вечно сравнивает жизнь с «небесным недо­ стижимым райским светом» никогда не в пользу жизни. «Я написала сти­ хи “Иди за мной”... Стихи я всегда пишу, как молюсь, и не посвящаю их в душе никаким земным отношениям, никакому человеку... Стихи были напе­ чатаны. Тотчас я получила букет красных лилий от Минского и длинное письмо, где он явно намекал на Флекссра, говорил, что “чужие люди нас разлучают”, что я “умираю среди них”, а он, единственно близкий мне чело­ век, “умирает вдали". Письмо меня искренне возмутило. Мы с Флексером написали отличный ответ: “Николай Максимович, наше знакомство прекра­ тилось потому, что оно мне не нужно...”. Ведь действительно он мне не ну­ жен. Но интереснее всего, что я через два дня послала Минскому букет желтых хризантем. Я сделала это, потому что нелепо и глупо было это сде­ лать, слишком невозможно. И всегда я с ним оставалась чистой, холодной (о, если бы совсем потерять эту возможность сладострастной грязи, которая, знаю, таится во мне, и которую я даже не понимаю, ибо я ведь при сладост­ растии, при всей чувственности - не хочу определенной формы любви, той, смешной, про которую знаю). Я умру, ничего не поняв. Я принадлежу себе. Я своя и Божья». После разрыва с Минским и Червинским наваждение повторяется вновь- на этот раз с Волынским-Флексером. «“Сухой огонь” Флексера неотразимо пленял меня. Слово “любовь" незаметно вошло в наш обиход. Он говорил это слово - я старалась объяснить ему мою истинную привязанность, мучи­ лась, когда он не понимал, иногда просто молчала. Иногда меня заражала его безумная любовь, неопытная и страстная - он сам говорил, что она страст­ ная, но все повторял, что сам не хочет от меня ничего, не ради моих мыслей, а ради своих, которые тождественны. И я иногда бывала влюблена в эту любовь». В путанице этой, «сердечной смуте» начинала воплощаться ее меч­ та о любви чистой, без определенных желаний. Но и на эту любовь «сади­ лась пыль, садился сор, царапал ее - а я, желая снять соринку, только расши­ ряла рану». В конце концов, она вполне утрачивает надежду на состоявшие­ ся отношения с другим человеком. «Живет ли тот, кого я могла бы хотеть любить? Нет, я думаю. И меня нельзя любить. Все обман». Не склады­ вался «любовный многоугольник». Кого же на самом деле любила Мадонна декаданса, она же «оса в человеческий рост»? Ответ очевиден: Зинаиду Гип пиус. Речь идет не о плоской самовлюбленности, не о банальном гедонизме, а о философском и религиозном принципе, и в нашем фэнсионе достаточно 269

RkJQdWJsaXNoZXIy MTUzNzYz