Мартова, О. А. Петербургский квадрат : опыт мистической типологии / Ольга Мартова ; [Союз Рос. писателей, Мурм. гос. обл. универс. науч. б-ка]. – Мурманск : Мурманское книжное издательство, 2010.

острый, не подвел се она вновь выбрала человека, отмеченного большим даром. Вскоре Розанов прославился на всю Россию как блестящий прозаик, оригинальный философ и фантастический, взвихренный публицист. Апол линария жестоко тиранила его, как ранее и Федора Михайловича, быть мо жет, тем самым «полируя кровь» таланта, способствуя его реализации. «Зна ете, у меня от того времени одно осталось, исповедовался он Гиппиус, - после обеда я отдыхал всегда, а потом встану - и непременно лицо водой сполоснуть, умоюсь. И так осталось умываюсь, и вода холодная со слезами теплыми на лице, вместе их чувствую. Всегда так и помнится». Семейные горести, известно, хорошая школа для философа (Сократ и Ксантиппа). Сус лова прожила с Розановым шесть лет. В эти годы он обрел себя как писателя, утвердился в литературе и только потом сбежал от Ксантиппы, «заметая следы хвостом». А когда встретил другую женщину, свою «дневную», солнеч ную любовь, экс-Клеопартра наотрез отказала ему в разводе. В ответ на все его мольбы писала ему довольно остроумные отповеди, убеждая «стать выше общественных предрассудков», воспеть свободу любви и примириться с по ложением двоеженца. Так и жил Василий Васильевич в незаконном браке, что очень мучило дочь православного священника, воспитанную в строгих религиозных канонах, Варвару Рудневу. В глазах церкви (и всего света, за исключением ближнего интеллигентного кружка) она была всего лишь не венчанной любовницей писателя, и их дети (пятеро) считались незаконно рожденными. Увы, основное внимание исследователей жизни и творчества уделено роковой Аполлинарии, а о преданной Варваре почти нечего сказать, кроме того, что она была самоотверженной страдалицей-подругой такому сложному человеку, как Розанов, жертвенной матерью, отважно бьющейся с нуждой хозяйкой, - одной из женщин, на которых держится русский мир. Дом Розанова долгие годы озаряло грустное, но все-таки солнце. Потом настало время апокалиптическое - здоровье жены час от часу разрушалось от неизлечимого недуга. Конец мира для семьи... Свечки в русских церквях похожи на православных женок - все тают и тают, освещая жизнь другим, ничего не сберегая для себя. Болезнь жены сделалась не только многолетней мукой Розанова (он без конца винил себя в том, что проглядел ее здоровье), но и нервом, пафосом его зрелого творчества. А любовь к ней истинной любовью его жизни, любовью-рождением, не «второй после Аполлинарии», а именно первой. Ведь они и обменялись, полюбив друг друга, не венчальны ми кольцами, а нательными крестами: Варвара ему отдала свой старый «зо- лотенький» крестик, а Василий ей свой - эмалевый, голубой. «И душа ее нежная вошла в меня навсегда». И на всю-то оставшуюся жизнь немудрено религиозная Варя, всякий день проводившая по нескольку часов в молитве, стала для фатально раздвоенного Розанова идеалом человеческой цельнос ти. «Я пишу или курю, она читает Акафист Пресвятой Богородице»... «Ми лые, милые люди: сколько вас прекрасных я встретил на своем пути... Но как звезда среди всех - моя “Безымянница ”... “Бог не дал мне твоего имени, а прежнее я не хочу носить, потому что...” И она никак себя не называла, 257