Мартова, О. А. Петербургский квадрат : опыт мистической типологии / Ольга Мартова ; [Союз Рос. писателей, Мурм. гос. обл. универс. науч. б-ка]. – Мурманск : Мурманское книжное издательство, 2010.

победу, он устремлялся к другим женщинам «еще не открытым странам». Ни Ольга, ни Аня не подозревали, что в эго же самое время Гумилев пере живал безумный и утонченный роман с комиссаршей-поэтессой Ларисой Рейснер (историческое лицо, соратница Ленина; прототип той самой огнен но-стальной повелительницы матросов из «Оптимистической трагедии» Виш невского: «Кто еще хочет комиссарского тела?»). У нее была и другая ипос тась - утонченной петербургской барышни, декаденской поэтессы, «подах- маговки». Ларисса-чайка (из стихов Пастернака; ее именем он назвал любимейіііуіо свою героиню). Во взвихренном 1918-м она считала себя неве стой Гумилева, называла его в письмах своим Гафизом, а он ее - своей Лери. Пьесу «Гондла», посвященную жене, Гумилев посвятил также и Рейснер (при мер любовной экономии поэта). Простим лирической Лери, что будучи при том всесильной комиссаршей, она росчерком пера лишила своего Гафиза матросского пайка от Балтфлота (в самое голодное время!) скорее, не из коммунистической принципиальности, а из ревности и женской месги. Ког да его расстреляли, она клялась, что если б узнала вовремя, то не допустила, что «никого не любила с такой болью, с таким желанием умереть за него, как его - поэта, уродца и мерзавца...». Параллельно неутомимый конквистадор вел любовную войну с Ириной Одоевцевой, Натальей Грушко, Идой Напиельбаум, Ниной Берберовой, Оль гой Ваксель, Марией Левберг и прочая, и прочая (список их красивых имен сам но себе, как стихотворение). Брал на абордаж хорошеньких курсисток из «Живого слова» (девственниц предпочитал особо). Припадал, ища успокое ния, к своей «тайной пристани», цыганке Пине Шишкиной отдавался ей «до донышка», «любимейшей из любимых, славянской крови, последнему счастью», на коленях у нее писал стихи... Не мог забыть Анну Ахматову. Навещал порой матерей двух своих внебрачных сыновей Татьяну Адамо вич и Ольгу Высотскую. А тосковал болезненней всего о «Синей звезде», оставленной им в Париже, об устоявшей перед его напором крепости (ка жется, единственный «известный науке случай») Елене Дюбуше. Спятой Антоний может подтвердить, Что плоти я никак пг мог смирить. Но речь идет не только о прельщениях плоти - он каждую одарял «воль товой дугою» сердечной энергии. Скольких женщин одновременно можно обожать и - совершенно искренне в гот момент - заверять в своей исключи тельной преданности? Не исключено, что наш поэт установил здесь мировой рекорд по интенсивности чувства, адресованного сразу многим избранни цам. Раз отметив какую-нибудь Армиду (армаду!), Николай Степанович пред принимал такой бешеный штурм, что не сдаться ему было, кажется, выше сил человеческих. Написав мадригал, Гумилев умудрялся, в любовно-лири ческой экономии, преподнести его сразу нескольким дульсинеям своим («Вы думаете, легко мадригалить?»). Заменял в тексте лишь несколько стро чек: «над темно-русой вашей прелестной шапочкой волос» или же - «над царственною вашей тиарой золотых волос» - в зависимости от особенностей 200