Мартова, О. А. Петербургский квадрат : опыт мистической типологии / Ольга Мартова ; [Союз Рос. писателей, Мурм. гос. обл. универс. науч. б-ка]. – Мурманск : Мурманское книжное издательство, 2010.

дс Габриак, если резюмировать, ее самой. Но эти стоки были лишь нача лом, юностью, у Лили Дмитриевой, безусловно, имелся шанс собою стать. В чем же дело? Отчего она совершила аутодафе? Мистический смысл ситуации, Г-н Ксрнавал покарал поэтессу за то, что она стеснялась своего настоящего лица (вообще-то, ее реальная лич ность представляется куда более любопытной, нежели волошинский вы мысел). Вариант отгадки: поэтесса сама истово уверовала в «Черубину», а «Елизавету » посчитала подделкой и фальшивкой отка:шла себе в пра ве на доверие. Разбила, так сказать, зеркало. «Пойманная с поличным», она перестает писать стихи, не показывается в «Аполлоне» и на «Башне» Вячеслава Иванова (добровольный арест). Вольно ж ей было воспринять свою метаморфозу как унижение и разоблачение. Может быть, это было всего лишь превращением неуклюжей куколки в ле тающее баснословное существо? Легенда, обретенная еще при жизни, и весьма впечатляющий рекламный ход. О таком другие мечтают всю жизнь, а она растерялась и сникла. Записка Волошину: «Макс, ты выявил во мне на миг силу творчества, но отнял ее у меня навсегда потом...» Но разве можно у поэта что-то отнять? Или же стихи Дмитриевой и в самом деле, как утверж дали сплетники, были написаны «Максом», перенявшим неповторимую эманацию живого все еще, через два столетия, стиля? Чудные дела: киме- рийский путаник предстает прямо-таки змием двуглавым, одна из голов ко торого была женской. ...Годы спустя, арестованная НКВД «за хранение и распространение те ософских трудов », осужденная, высланная в провинцию, Дмитриева снова стала писать стихи... от имени некой китайской поэтессы. Так и не р е шилась выступить без маски. Меж тем, в «серебряном» Петербурге события приняли характер опас ный. Лиля терзалась, чувствуя себя так, как если бы не личину с нее сорва ли, а платье - и принудили ходить голой среди одетых. Что платье - кожу содрали, вскрыли грудную клетку, насильственно, как моллюска, извлекли вилкой из раковины, нарушили интимную тайну существа, составляющую всю его гордость... Гумилев же, словно мало ему было развенчания былого кумира (с сексуальными флюидами), публично, в литературном кружке, на зывает Дмитриеву грубым словом. Все-таки, он, наверно, любил ее. Не пере ставал страдать, во всяком случае (когда она отказала ему в Коктебеле, он, топча обиду, защищаясь, написал своих «Капитанов», мужской гимн...) Во лошин, услыхав о новом оскорблении (и переживая вину за журнальную экзекуцию своей протеже), счел себя обязанным вступиться, классически защитить честь девушки. ...То ли называет Лизу «....», то ли нет. По версии А. Толстого, это лишь грязная (и возможно, злонамеренная) сплетня. Но когда на устроенной дру зьями «очной ставке» Дмитриева прямо спросила Николая Степановича, было или не было тот, из какого-то чувства ложной гордости, подтвердил слух. 191