Мартова, О. А. Петербургский квадрат : опыт мистической типологии / Ольга Мартова ; [Союз Рос. писателей, Мурм. гос. обл. универс. науч. б-ка]. – Мурманск : Мурманское книжное издательство, 2010.

покуда не совершали они единственно точный поступок, не заканчивали пер вый свой зрелый роман, поэму, картину или симфонию, не завоевывали «ту самую» женщину или друга. Коль скоро это совершалось, улыбчивый вели кан подкидывал их под самый купол, как воздушного гимнаста, раскачавше гося на цирковой трапеции. Здешняя мостовая, граненная столькими поэта ми и даже вымышленными героями их лирики, сообщала постояльцу некую левитацию, выводящую на всероссийскую и мировую орбиту. Свыше шестидесяти имен - список (см. Приложение) виртуален и бес конечен, у адепта мистической топографии имеется шанс удлинять его вплоть до завершения своего земного существования. О каждом из названных (зван ных!) написаны статьи, книги, порой целая библиотека, и все мало. «Пики и бездны»: собрание сочинений имярека, жизнь его, смерть, послесмертие - комментарии, комментарии, комментарии... остается признать, что малень кая Трапеция, как Алеф, идентична Вселенной. Начавшись около 300 лет назад, с момента «большого взрыва», основания Петром новой столицы, фэн сион не имеет обозримого конца. Конечно, любая человеческая судьба, тем более судьба художника, уникальна, несводима ни к каким банальностям и требует сугубо деликатного на нее взгляда. Кроме того, некоторые факты лучше вообще не разглашать, и некоторые слова никогда не произносить. Но все же опыт многолетнего соседства дает мне шанс установить тонкие связи (биографические, топографические, филологические), которые ранее не были предметом рассмотрения, и открыть новые объекты в творческой Вселенной ( фатэмы, имаджйны, астрёллы...) Некоторым из фэнсионеров суждено было прожить на полутора квадрат ных саженях суши всю взрослую жизнь или значительную часть ее, женить ся здесь, завести детей, воспитать учеников, чтоб было кому передать лиру. Если же в дополнение к семье, или обойдясь без нее, человек открывал гос теприимно двери своего дома, устраивал люсию («философские пятницы», «литературные завтраки», «великолепные кощунства»), то это тоже стано вилось миссией, ради которой он и попадал сюда, на маленький остров кол лективного спасения талантов. Когда же кто-то из них, личностей сегодня уже мифических (Птицы- Сирины! Индрики!), умирал, то независимо от обстоятельств гибели, была ли то мирная кончина праведника в собственной постели, в окружении безу тешных чад и домочадцев, фатальный несчастный случай или самоубийство, смерть и оказывалась главным делом его жизни, приводящим в действие тайные пружины трапеции, которые, распрямившись вдруг, «туго и упруго» выбрасывали своего временного постояльца в вечность. Стоит ли оговариваться, что исторические личности, о которых идет речь, вступая в границы этого текста, преображаются по законам жан ра и видимо, нет смысла искать в их чертах портретного сходства с оригиналом... Но так происходит в любом повествовании. Автор держит в руках пе безупречное зеркало (привилегия божества), а « кристалл ». 15