Мартова, О. А. Петербургский квадрат : опыт мистической типологии / Ольга Мартова ; [Союз Рос. писателей, Мурм. гос. обл. универс. науч. б-ка]. – Мурманск : Мурманское книжное издательство, 2010.

Чарский, аристократ с чертами и с чарами Александра Сергеевича, явно окрашен в автобиографические тона, что сразу бросалось в глаза современ никам. Может быть, это и побудило автора отказаться от дальнейшей рабо ты над «Египетскими ночами». Он не желал разоблачения своего identity, личной тайны (с последующей неизбежной вульгаризацией ее): «Подите прочь! Какое дело поэту мирному до вас...» «Очень миленькая молодая женщина» Софья Дельвиг мистически яви лась Клеопатрой по отношению к своему поэту-мужу. Эманация египетской принцессы навеяна и Анной Петровной. Это произошло в момент их первой встречи с Пушкиным в доме президента Академии художеств Оленина на Фонтанке (то самое, воспетое в чудных стихах «чудное мгновенье»). Вечер был забавный: играли в шарады, составляли «живые картины», и в одной из них Керн должна была исполнить роль легендарной царицы перед ее смер тью от укуса змеи: таковы были излюбленные развлечения в дворянских салонах тех лет. К красавице Пушкин подошел с ее двоюродным братом Александром Полторацким, посмотрел на корзину с цветами, которую дер жала Керн, и изрек, указывая на Полторацкого: - А роль аспида, конечно, будет играть этот господин? Вопрос был двусмысленный (ядовитую змею Клеопатра заставила уку сить себя в грудь) - Анна Петровна сочла замечание Пушкина дерзким и, ничего не ответив, отошла от него. Мистический смысл ситуации. «Аспидом » в жизненной шараде явилась сама любовь (а не какой-либо конкретный «этот господин» - Полторац кий ли, Вульф, Бенкендорф, Дантес...) Дельвиг умер от любви («укуса змеи»). Пушкин - тоже. Продолжение темы Двойников. Импровизатор Анна Керн в мемуарах вспоминает, как в гостях у Дельвига польский гость, элегантный Адам Мицкевич, «рассказывал сказки, которые он тут же сочинял, и был занимателен для всех и каждого». Образ Мицкевича, чаро дея, брата, «влюбленного врага», таинственно «влетел» в распахнутую лири ку Пушкина. Это зеркально повторилось: Мицкевич принял Пушкина в свои стихи. Два поэта встретились на воздушных путях: Шел дождь. Укрывшись под одним плащом Стояли двое в сумраке ночном. Один, гонимый царским произволом, Сып Запада, безвестный был пришлец. Другой был русской вольности певец, Будивший Север пламенным глаголом. Хоть встретились немного дней назад, Но речь вели они, как с братом брат. (вновь тема двойничества. - О. М.). 165