Мартова, О. А. Петербургский квадрат : опыт мистической типологии / Ольга Мартова ; [Союз Рос. писателей, Мурм. гос. обл. универс. науч. б-ка]. – Мурманск : Мурманское книжное издательство, 2010.

Хоть я пылко очарован нашей девственной красой. Хоть вампиром именован я в губернии Тверской... Где та грань, меж «пустыми нежностями» и «сущным», резвостью румя ных повсс и вампиризмом, шалостью и грехом? Правдой и мифом, жизнью и смертью, наконец? Читатели книги «Любовный быт пушкинской эпохи» знают секрет фатов и хватов - совращая милых барышень, столичных и уездных, они действовали, все же, осторожно, не допуская дефлорации, что по тем временам (смутное понятие о контрацептивах; безусловное требование от вступающей н брак невесты «чистоты») могло бы сокрушить жизнь бедняж ки. А обольститель ставил на кон свою голову, под реальной угрозой дуэль ного вызова со стороны ее брата, жениха. Пушкин нередкий гость на страницах ловласова дневника. «Оставшись наедине с Софьей, был п замешательстве, не зная с чего начать, - вдруг явился Пушкин, Он пошутил, поправил несколько стихов, которые он отдает в "Север ные цветы”, и уехал. Мы начали говорить о нем, она уверяла, что только издали его любит, а не вблизи, я удивлялся и защищал его, она, приняв одно общее мнение его о женщинах за упрек ей, заплакала, говоря, что это ей тем больнее, что она его заслуживает. Странное было для меня положение быть наедине с женщиною, в которую я должен быть влюблен, плачущею о прежних своих грехах». Когда тверской вампир Вульф (вервольф!) покидал Петербург, сладких Малинников ради, то печалился он не о Софье Дельвиг, уже упорхнувшей в новый роман «с улыбкой легкой на устах», а об... Анне Керн, еще одной своей Клариссе: «Только Анна Петровна имела право на мое сожаление». Пушкин чувственностью не уступал другу (Федор Сологуб, тоже житель нашего фэнсиона, выразился без обиняков «это был белый арап, кидав шийся на русских женщин»): ...Потомок негров безобразных, Я нравлюсь юной красоте Бесстыдным бешенством желаний,,, Двадцать восьмой - самый разгульный год в жизни холостого, полного сил, только что вырвавшегося из ссылки поэта. Едва остыв к Керн, он за этот год в Петербурге влюблялся по-своему в каждую - в дочь фельдмаршала Кутузова Елизавету Хитрово, аристократку Долли Фикельмон, «комету» Аграфену Закревскую, императрицу Александру Федоровну, «ангела» Анну Оленину, «Клеопатру» Каролину Собаньскую.. Это не считая московских и псковских очаровательниц, а также камелий вроде Ольги Масон, дам полусве та, просто горничных... Пополнил, как никогда, свой донжуанский список и почти всем избранницам посвящал стихи, используя их как любовное оружие: И сладок уху милой девы Честолюбивый Аполлон. Тебя страшит любви признанье, Письмо любви ты разорвешь, 158