Мартова, О. А. Петербургский квадрат : опыт мистической типологии / Ольга Мартова ; [Союз Рос. писателей, Мурм. гос. обл. универс. науч. б-ка]. – Мурманск : Мурманское книжное издательство, 2010.

Леонид Романов: Держава может подчинить страну, Закрыть Казбек и реки повернуть, Но эту спину ввек ей не согнуть! Полуслепая, держит скорбный путь. <...>Храпи сс Господь! Живая совесть, немощная плоть! Доктор Зерзеле Троицкая, дом 3. Обитель безнадежно больного в последние годы про заика Глеба Успенского (жил также в Пале-Рояле, Пушкинская, 20). Частым гостем страдальца, другом и домашним врачом, был психиатр Борис Синани. Изящный портрет Бориса Наумовича оставил нам Осип Мандельштам, друживший в гимназические годы с его сыном, посещавший их квартиру на Пушкинской («Шум времени»): «Немногие могли выдер жать его зверский, умный взгляд сквозь очки, но когда он улыбался в курча вую, редкую бороду, улыбка его была совсем детская и очаровательная». Ничего, впрочем, от доброй нянюшки - характером он был в отца, Наума, которому домашние дати прозвище Зерзеле, что по-караимски означает «Зем летрясение» (он был караим-крымчак). Пациентов, особенно пациенток, Зер- зеле-младший держал в рабской покорности и страхе. Воздействовал на них грозною силою внушения (гипнозом). В анамнезе Успенского наблюдалось раздвоение личности: он распадался необратимо на светлого «Глеба» и тем ного свинского «Ивановича» (тема Двойников). Эти две ипостаси, словно два независимых субъекта, годами враждовали меж собой. И одной из них, темной, удалось победить в этой войне - Успенский покончил с собой. Ради кальное решение проблемы Двойничества. «Все, что могла сделать наука, согретая личной привязанностью и любо вью, все, кажется, было сделано» (Короленко, соглядатай и сочувствующий). Вопрос об излечении Успенского был для психиатра огромной важности вопросом, не только профессионального свойства. Личная жизнь Б. Н. склады валась трагично: сначала он потерял жену, скончавшуюся от неизлечимой болезни, потом дочь и сына того самого Бориса, одаренного юношу, с кото рым дружил юный Осип. Поэту Мандельштаму было хорошо в «розовой комнате» на Пушкинской, в странной семье, главной особенностью которой он считал «эстетику ума». Но за покровом тонких бесед разворачивалась драма шекспировская. Современник: «Душевное здоровье знаменитого писателя сделалось для Синани той последней ставкой, посредством которой жизнь должна была расплатиться с ним за все удары, которые ему нанесла. Борясь за Успенско го, он всецело отдавал себя этой задаче, пренебрегая своими собственными интересами. Дело стояло как бы так: судьба вырвала у него несколько драго ценных жертв, а он за то вырвет у судьбы Глеба Успенского... В этом смысле здоровье Успенского становилось для Синани самой реальной “ставкой”».