Мартова, О. А. Петербургский квадрат : опыт мистической типологии / Ольга Мартова ; [Союз Рос. писателей, Мурм. гос. обл. универс. науч. б-ка]. – Мурманск : Мурманское книжное издательство, 2010.

Федор Достоевский Небесный Покровитель. Наталья Мекленбург и Ксения Ольденбург - Золушки-Принцессы. Александра Панаева - Жаворонок. Вера Лядова Соловей. Мариус Петипа Маэстро полетов. Виссарион Белинский Домашнее Провидение. Николай Римский-Корсаков Садко. Мария Савина -■ Солнышко. Пелагея Стрепетова - Селена. Константин Варламов Арлекин. Владимир Даішдов Пьеро. Константин Случевский Камергер призраков. Борис Синани Доктор Зерзеле. Осип Мандельштам Садовник. Сергей Есенин Бархатная Шкурка. Вацлав Нижинский Голубая Птица Сергей Дягилев -- Распорядитель бала. Ида Рубинштейн - Дева Розового Мрамора. Idol шіо Первый пример идола современников, предмета их поклонения (без та ких не обойдется ни один фэнсион искусства). Впрочем, идолами были уже упомянутые жительницы фэнсиона Надежда и Вера Самойловы (имаджины их Алмаз и Жемчуг). Пианист и композитор Антон Рубинштейн, занимав ший довольно долгое время квартиру в этом доме, пользовался в тогдашней России колоссальной, невероятной славой. Красавицы 1Іетербурга, молодые, родовитые, неприступные, обмирали от первого взятого им аккорда, в антрактах концерта становились в очередь, чтобы пройти мимо великого музыканта, поцеловать ему руку, хвастали друг перед другом полученным от него когда-то взглядом, словом, цветком. Идол сей совершенно заслоняет образ застенчивого юноши, фортепьянного вун деркинда, голодавшего когда-то на венском чердаке, в учениках у Листа... Сумел преобразиться и с богемного чердака переселился в респектабельный бельэтаж. Почему людское признание (гремучая смесь любви и зависти, тре пета души и ее зуда) выбирает того, а не другого артиста? Где (в линиях ладони, узоре родинок, рельефе черепа, химическом составе запаха, механиз ме улыбки) скрыто это свойство? Бесспорно, Рубинштейн - выдающийся музыкант, но Мусоргскии, к примеру, не менее велик, наверное, даже, боль ше, а у него такой «глории» не было. Кое-кто из гениев вообще прожил жизнь в глухой безвестности, а «литавры златые», меж тем, звучали в честь ничтожеств и выскочек. Увы, предмет сей иррационален. Гений славы божество капризное и только ему дано выбирать фаворита (он же, впрочем, и жертва). І34