Махлин, Я. М. Ковдор и ковдорчане : (семидесятые, восьмидесятые и начало девяностых годов XX века) / Яков Махлин. – [Б. м. : б. и.], 2020. – 380 с.

видишь всё хуже и хуже. Когда такое враз навалится – трудно придерживаться трезвости, как нормы жизни. Не оправдываю – размышляю. Вы уже, наверное, догадались, что фамилии действующих лиц я изменил. Не могу взять на себя смелость обвинять кого бы то ни было в смерти человека. Не могу, пока на все сто процентов не буду убеждён. Во-вторых, если по большому счёту, все мы жертвы Чернобыля. Бюрократического. Врачам, затурканным бумажной системой нашего здравоохранения, на больного некогда глянуть, не то что выслушать его. Самостоятельно, без официальной бумаги, они не имеют права вносить в карточку больного никаких сведений. В военных комиссариатах – свои инструкции-предписания. Не смей отступить от них ни на сантиметр. Поступила команда – другое дело. 28 апреля 1990 года – обратите внимание на дату: за день до смерти Валерия – в адрес районной больницы и в копии – облвоенкомату (порядок есть порядок!) за подписью райвоенкома ушла бумага: «Направляю уточнённый список лиц, принимавших участие в ликвидации последствий аварии на ЧАЭС в период прохождения срочной службы и проживающих в настоящее время на территории нашего района». Первой в списке из двух человек названа фамилия Валерия, 1966 года рождения, тамто проживающего, тамто работающего. Правда, в графе «доза облучения» стоит: «неизвестна» . Держал в руках этот военкомовский бланк. Рядом с фамилией Валерия карандашная приписка: «Умер» . Официальный документ – это уже основание для записи в карточке больного, для постановки на учёт. Для льгот, если хотите. Но Валерию они уже ни к чему. Известно, в Японии люди, пострадавшие от атомных бомбардировок, в среднем живут дольше остальных, не поражённых радиацией. Отношение общества, уход, постоянное врачебное око – поэтому и живут. Не будь покрова тайны над списками ликвидаторов последствий аварии на Чернобыле, может, мы и не завидовали бы по этому пункту японцам. Сейчас никто с уверенностью не скажет, оборвалась бы жизнь Валерия, когда бы после увольнения в запас он был бы обогрет государством в лице представителей ведомств. Государством, чью волю он выполнял, разбирая завалы под Чернобылем. Могли ли помочь переломить судьбу родственники и друзья, если бы настоятельно подсказали Валерию, что водка – не выход? Тоже не знаю, не берусь судить. До конца дней матери будет сниться сын. Снись! Обязательно. Только, пожалуйста, не говори ей больше несправедливых слов: – Что же ты меня не защитила, мама?! Прости, пожалуйста, Валерий, что я и твоё имя изменил. Прости, всех нас, если можешь.